Вход
Поиск
Штирлица звали Янкель
http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=7256
|
ФОРУМЫ КАНАДЫ |
|
ЖИЛЬЁ
В БОЛЬШОМ ТОРОНТО ☛ Купить ((Поиск)) ☛ Продать ☛ Арендовать ((Поиск)) |
| Список форумов ‹ ОЛИВЬЕ ИЗ РАЗНЫХ ТЕМ ‹ Перекур философов | Просмотров: 27422 |
История евреев XIX-XX века |
10 Jul 2014, 21:51
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
#22 История евреев XIX-XX века
15 Jul 2014, 19:38
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
ХАНУКАЛЬНАЯ ФИЗИКА
Всё когда-то бывает впервые. Когда-то израильская авиация отработала, как вид устрашающей атаки, предупреждающий полёт сверхзвуковых самолётов на низкой высоте. Над конкретным сирийским городишком Алеппо.
И так, чтобы этот полёт прошёл над центральной улицей этого города.
С той поры много Литого свинца пролилось, и как только Башар Асад упомянет в своей речи про захват Голанских высот, израильские истребители снова видны из его окна.
Но тогда это была экспериментальная новая технология с мощным
пропагандистским эффектом в виде сильного звукового хлопка на траектории полёта, который создаёт фронт перепада давлений в виде известного Конуса Маха.
Поскольку дело было в первый раз и довольно таки давно, когда компьютеры были большими, то рассчитать высоту полёта поручили лучшим физикам-экспериментаторам Цахаля, которые, как это бывает у теоретиков, раза в два ошиблись в численных оценках. И самолёты пролетели слишком низко - и кроме запланированного хлопка пострадали все стёкла и фонари на центральной улице мирного сирийского городка. Что было расценено израильскими военными специалистами в качестве недоучтённого пропагандистского эффекта.
Удивлённые сирийцы неделю убирали осколки с улицы, Цахаль проводил разбор полётов, физики искали, где они недоучли какое-то завихрение в уравнениях...
Прошло время, и начальник этой операции Давид Иври, ставший впоследствии командующим ВВС Израиля, подвозил на своей машине парнишку. Нового репатрианта из города Алеппо (в те времена репатрианты были не только из стран СНГ). И рассказал ему тот парнишка, что жизнь в Сирии в городе Алеппо у евреев была хорошая, никто из арабов их не трогал, пока вдруг не случилось ханукальное чудо - и его отец по сему поводу решил, наконец, уехать в Израиль.
А в чём, собственно, заключалось это чудо?
Так вот, на Хануку прилетели израильские самолёты и напрочь вышибли все стёкла по всем центральным улицам - кроме еврейских магазинов!
- А ты в этом уверен? - спросил Иври у парнишки.
- А то! - ответил парнишка и добавил: - А стёкла-то у евреев такие же, как у всех остальных. Такие же! Вот чудо, и всё тут!
Иври задумался - где же таится разгадка этого феномена?
Ну, назначили расследование. И что же в итоге оказалось?
С давних пор в городе Алеппо то ли какой-то эмир, то ли паша издал Указ, по которому евреям запрещалось торговать на центральной улице. И хитрые евреи держали магазины только в переулках, расположенных перпендикулярно центральной улице. И исторически так сложилось, что нееврейских магазинчиков в этих переулочках не было.
Когда же прошла израильская разрушительная воздушная волна, то еврейские стёкла оказались расположены перпендикулярно её фронту, и им хоть бы хны...
И евреи города Алеппо решили, что это им был дан свыше Божественный знак на Хануку - репатриироваться в Израиль пока не поздно...
Всё когда-то бывает впервые. Когда-то израильская авиация отработала, как вид устрашающей атаки, предупреждающий полёт сверхзвуковых самолётов на низкой высоте. Над конкретным сирийским городишком Алеппо.
И так, чтобы этот полёт прошёл над центральной улицей этого города.
С той поры много Литого свинца пролилось, и как только Башар Асад упомянет в своей речи про захват Голанских высот, израильские истребители снова видны из его окна.
Но тогда это была экспериментальная новая технология с мощным
пропагандистским эффектом в виде сильного звукового хлопка на траектории полёта, который создаёт фронт перепада давлений в виде известного Конуса Маха.
Поскольку дело было в первый раз и довольно таки давно, когда компьютеры были большими, то рассчитать высоту полёта поручили лучшим физикам-экспериментаторам Цахаля, которые, как это бывает у теоретиков, раза в два ошиблись в численных оценках. И самолёты пролетели слишком низко - и кроме запланированного хлопка пострадали все стёкла и фонари на центральной улице мирного сирийского городка. Что было расценено израильскими военными специалистами в качестве недоучтённого пропагандистского эффекта.
Удивлённые сирийцы неделю убирали осколки с улицы, Цахаль проводил разбор полётов, физики искали, где они недоучли какое-то завихрение в уравнениях...
Прошло время, и начальник этой операции Давид Иври, ставший впоследствии командующим ВВС Израиля, подвозил на своей машине парнишку. Нового репатрианта из города Алеппо (в те времена репатрианты были не только из стран СНГ). И рассказал ему тот парнишка, что жизнь в Сирии в городе Алеппо у евреев была хорошая, никто из арабов их не трогал, пока вдруг не случилось ханукальное чудо - и его отец по сему поводу решил, наконец, уехать в Израиль.
А в чём, собственно, заключалось это чудо?
Так вот, на Хануку прилетели израильские самолёты и напрочь вышибли все стёкла по всем центральным улицам - кроме еврейских магазинов!
- А ты в этом уверен? - спросил Иври у парнишки.
- А то! - ответил парнишка и добавил: - А стёкла-то у евреев такие же, как у всех остальных. Такие же! Вот чудо, и всё тут!
Иври задумался - где же таится разгадка этого феномена?
Ну, назначили расследование. И что же в итоге оказалось?
С давних пор в городе Алеппо то ли какой-то эмир, то ли паша издал Указ, по которому евреям запрещалось торговать на центральной улице. И хитрые евреи держали магазины только в переулках, расположенных перпендикулярно центральной улице. И исторически так сложилось, что нееврейских магазинчиков в этих переулочках не было.
Когда же прошла израильская разрушительная воздушная волна, то еврейские стёкла оказались расположены перпендикулярно её фронту, и им хоть бы хны...
И евреи города Алеппо решили, что это им был дан свыше Божественный знак на Хануку - репатриироваться в Израиль пока не поздно...
#23 История евреев XIX-XX века
15 Jul 2014, 20:03
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
В прошлом году вышла на русском языке пронзительная книга Светланы Алексиевич «Время секонд хэнд ».
Как и в других книгах Алексиевич, в этой кните собраны исповеди очевидцев.
Прочтите исповедь партизана-еврея из «Истории О жестокости пламени и спасении высью».
Я скачала несколько ее книг, в т.ч. и эту. Кому интересно, могу скинуть на мыло.
Как и в других книгах Алексиевич, в этой кните собраны исповеди очевидцев.
Прочтите исповедь партизана-еврея из «Истории О жестокости пламени и спасении высью».
Я скачала несколько ее книг, в т.ч. и эту. Кому интересно, могу скинуть на мыло.
#24 История евреев XIX-XX века
25 Jul 2014, 18:46
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
#25 История евреев XIX-XX века
25 Jul 2014, 18:48
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
The video that they do not show us :
The San Remo Mandate resolution gave the Jews all the land of Israel (Palestine - the name that the Romans called the land of Israel ) and the Arabs took Syria Lebanon Jordan and Iraq
- the film (not an Israeli) proves that the Jewish settlements, on their historical land, has always been legal !!!
The San Remo Mandate resolution gave the Jews all the land of Israel (Palestine - the name that the Romans called the land of Israel ) and the Arabs took Syria Lebanon Jordan and Iraq
- the film (not an Israeli) proves that the Jewish settlements, on their historical land, has always been legal !!!
#26 История евреев XIX-XX века
18 Aug 2014, 18:44
Город: Оттава
Стаж: 11 лет 6 месяцев 19 дней
Постов: 5814
Лайкнули: 2001 раз
Карма: 35%
СССР: Киев, СПб
Пол: М
Заход: 08 Jul 2021, 20:49
"Красный Сион" - фильм о том, как большевики пытались создать в Крыму Еврейскую автономную область, но не преуспели:
"Непокорённые" - первый советский фильм, где открыто и без прикрас рассказали о Холокосте. По сравнению с книгой Б. Горбатова, по которой сняли фильм (я её тоже читал), фильм гораздо более суров, в него добавили дополнительные эпизоды. Вскоре после этого фильма тема Холокоста в советской пропаганде была надолго закрыта (вместо этого говорили о "советских гражданах"). В роли доктора Арона Давидовича - Вениамин Зускин.
"Непокорённые" - первый советский фильм, где открыто и без прикрас рассказали о Холокосте. По сравнению с книгой Б. Горбатова, по которой сняли фильм (я её тоже читал), фильм гораздо более суров, в него добавили дополнительные эпизоды. Вскоре после этого фильма тема Холокоста в советской пропаганде была надолго закрыта (вместо этого говорили о "советских гражданах"). В роли доктора Арона Давидовича - Вениамин Зускин.
#27 История евреев XIX-XX века
19 Aug 2014, 13:49
Город: Toronto
Стаж: 11 лет 7 месяцев 27 дней
Постов: 10707
Лайкнули: 3448 раз
Карма: 33%
СССР: Днепропетровск
Пол: М
Лучше обращаться на: ты
Заход: 20 Nov 2023, 18:00
Оказывается, - несомненно, один из интереснейших исторических персонажей начала 20 века, вошедший в историю как России, так и Палестины - тот, который казнил попа Гапона, поведшего рабочих под пули в 1905-м - приходится Игорю Губерману родственником, а точнее - двоюродным братом бабушки.
Итак, отрывок из заметки Губермана "Слегка про всех и про бабушку Любу", которая входит в книгу "Пожилые заметки" ():
Итак, отрывок из заметки Губермана "Слегка про всех и про бабушку Любу", которая входит в книгу "Пожилые заметки" ():
Я прочел недавно, что написана в Израиле и вышла здесь большая книга о знаменитом Пинхасе Рутенберге. Он построил некогда первую в Палестине электростанцию, к тому времени был он миллионером (в Италии где-то разбогател, изобретая, проектируя и строя что-то такое же электрическое), дружил и спорил с Жаботинским, привлекался к управлению еврейской общиной во все трудные годы (после погрома в Хевроне, в частности), заметным был и уважаемым человеком.
А ведь это тот самый эсер-боевик Петр Рутенберг, что казнил в шестом году священника Гапона, когда выяснилось, что Гапон тайно сотрудничает с охранкой. Происходило все это на безлюдной даче под Петербургом - именно Петра Рутенберга вербовал в тот день Гапон (они дружили некогда), а из-за двери слушали, обмирая от обиды и гнева, ревностные почитатели попа-провокатора. Кстати, накануне было сказано Рутенбергу, что если все окажется неправдой, то казнят его - клеветника и нехристя, и Рутенберг согласился. Только с первой же минуты разговора стал Гапон соблазнять его большими деньгами, посуленными охранкой, в комнату ворвались люди, и возмездие неукоснительно свершилось. В мемуарах написали позже, что в стену дачи заранее был вбит здоровый крюк.
"Нет, они повесили Гапона на вешалке для шляп", - говорила моя бабушка Любовь Моисеевна, которой Пинхас Рутенберг приходился двоюродным братом.
Я от бабушки Любы эту историю слышал еще в подростковом возрасте. Вообще я много всякого услыхал впервые именно от бабушки Любы. Так что я от Максима Горького отличаюсь еще и тем, что всем хорошим в себе он обязан, как известно, книгам, я же лишь частично им обязан, а частично - бабушке Любе. И не знаю, право, кому больше.
Рутенберг уехал за границу после этого (спустя несколько лет разбогател), известие о Февральской революции застало его уже в Палестине. И не выдержало сердце старого боевика: плюнув на все, примчался он во взбаламученный Петроград, где был назначен сразу же помощником военного коменданта города. Поразительной проницательностью, по всей видимости, был он одарен: задолго до октября, еще летом, предсказал он будущий переворот. И предложил: чтобы вот-вот не залилась Россия кровью, ликвидировать опасность на корню путем простейшим - изловить и всего только двоих повесить, Ленина и Троцкого. Он это Керенскому предложил, тот лишь руками в ужасе замахал (а после вспомнил, наверно, только поздно).
- Это, конечно, было бы нехорошо, - говорила бабушка Люба, - но зато как бы это было замечательно!
Вместе с другими был он арестован, а потом отпущен и уехал, чтоб уже не возвращаться никогда. А вспоминал наверняка, и есть легенда, что поспорив, как-то оппоненту (чуть ли не Бен-Гуриону) о своем былом российском опыте напомнил для острастки. Как подействовало, я не знаю, врать не буду, мне еще писать и писать.
Бабушка Люба приезжала к нам из Харькова и подолгу оставалась гостить. А когда ехала обратно, мы всей семьей приезжали на вокзал часа на два раньше необходимого. Бабушка Люба настаивала на этом с категоричной лаконичностью, и я латинскую чеканку ее слов запомнил на всю жизнь:
- Лучше я подожду поезда, - говорила бабушка, - чем он меня ждать не будет.
А ведь это тот самый эсер-боевик Петр Рутенберг, что казнил в шестом году священника Гапона, когда выяснилось, что Гапон тайно сотрудничает с охранкой. Происходило все это на безлюдной даче под Петербургом - именно Петра Рутенберга вербовал в тот день Гапон (они дружили некогда), а из-за двери слушали, обмирая от обиды и гнева, ревностные почитатели попа-провокатора. Кстати, накануне было сказано Рутенбергу, что если все окажется неправдой, то казнят его - клеветника и нехристя, и Рутенберг согласился. Только с первой же минуты разговора стал Гапон соблазнять его большими деньгами, посуленными охранкой, в комнату ворвались люди, и возмездие неукоснительно свершилось. В мемуарах написали позже, что в стену дачи заранее был вбит здоровый крюк.
"Нет, они повесили Гапона на вешалке для шляп", - говорила моя бабушка Любовь Моисеевна, которой Пинхас Рутенберг приходился двоюродным братом.
Я от бабушки Любы эту историю слышал еще в подростковом возрасте. Вообще я много всякого услыхал впервые именно от бабушки Любы. Так что я от Максима Горького отличаюсь еще и тем, что всем хорошим в себе он обязан, как известно, книгам, я же лишь частично им обязан, а частично - бабушке Любе. И не знаю, право, кому больше.
Рутенберг уехал за границу после этого (спустя несколько лет разбогател), известие о Февральской революции застало его уже в Палестине. И не выдержало сердце старого боевика: плюнув на все, примчался он во взбаламученный Петроград, где был назначен сразу же помощником военного коменданта города. Поразительной проницательностью, по всей видимости, был он одарен: задолго до октября, еще летом, предсказал он будущий переворот. И предложил: чтобы вот-вот не залилась Россия кровью, ликвидировать опасность на корню путем простейшим - изловить и всего только двоих повесить, Ленина и Троцкого. Он это Керенскому предложил, тот лишь руками в ужасе замахал (а после вспомнил, наверно, только поздно).
- Это, конечно, было бы нехорошо, - говорила бабушка Люба, - но зато как бы это было замечательно!
Вместе с другими был он арестован, а потом отпущен и уехал, чтоб уже не возвращаться никогда. А вспоминал наверняка, и есть легенда, что поспорив, как-то оппоненту (чуть ли не Бен-Гуриону) о своем былом российском опыте напомнил для острастки. Как подействовало, я не знаю, врать не буду, мне еще писать и писать.
Бабушка Люба приезжала к нам из Харькова и подолгу оставалась гостить. А когда ехала обратно, мы всей семьей приезжали на вокзал часа на два раньше необходимого. Бабушка Люба настаивала на этом с категоричной лаконичностью, и я латинскую чеканку ее слов запомнил на всю жизнь:
- Лучше я подожду поезда, - говорила бабушка, - чем он меня ждать не будет.
#28 История евреев XIX-XX века
03 Sep 2014, 19:16
Город: Оттава
Стаж: 11 лет 6 месяцев 19 дней
Постов: 5814
Лайкнули: 2001 раз
Карма: 35%
СССР: Киев, СПб
Пол: М
Заход: 08 Jul 2021, 20:49
Из автобиографии Паустовского:
Перед экзаменами в саду была устроена сходка. На нее созвали всех гимназистов нашего класса, кроме евреев. Евреи об этой сходке ничего не должны были знать.
На сходке было решено, что лучшие ученики из русских и поляков должны на экзаменах хотя бы по одному предмету схватить четверку, чтобы не получить золотой медали. Мы решили отдать все золотые медали евреям. Без этих медалей их не принимали в университет.
Мы поклялись сохранить это решение в тайне. К чести нашего класса, мы не проговорились об этом ни тогда, ни после, когда были уже студентами университета. Сейчас я нарушаю эту клятву, потому что почти никого из моих товарищей по гимназии не осталось в живых. Большинство из них погибло во время больших войн, пережитых моим поколением. Уцелело всего несколько человек.
На сходке было решено, что лучшие ученики из русских и поляков должны на экзаменах хотя бы по одному предмету схватить четверку, чтобы не получить золотой медали. Мы решили отдать все золотые медали евреям. Без этих медалей их не принимали в университет.
Мы поклялись сохранить это решение в тайне. К чести нашего класса, мы не проговорились об этом ни тогда, ни после, когда были уже студентами университета. Сейчас я нарушаю эту клятву, потому что почти никого из моих товарищей по гимназии не осталось в живых. Большинство из них погибло во время больших войн, пережитых моим поколением. Уцелело всего несколько человек.
#29 История евреев XIX-XX века
14 Sep 2014, 15:59
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
Депортация готовилась
Я пишу как современник тех событий, которые теперь изучают историки. К весне 1953 года я уже был бывшим корреспондентом «Литературной газеты» по всей Прибалтике: сняли после публикации в «Правде» 25 февраля 1952 года статьи за подписью «Группа читателей» по поводу романа В. Лациса «К новому берегу». За «Группой читателей» стояли Сталин, Молотов, Маленков, Берия, как было установлено еще 10-15 лет назад.
Однако вернемся к статье о депортации евреев. В декабре 1952 года мне позвонил друг нашей семьи Карл Мартынович Граудин - член ЦК компартии Латвии, начальник политотдела Прибалтийской железной дороги, бывший корреспондент «Правды» по Латвии в первые послевоенные годы.
- Миша, нет ли у тебя настроения погулять в Верманском парке? Рад буду тебя видеть, - сказал Карл.
Карл Граудин встретил меня на дорожке парка и начал:
- Мне необходимо тебе кое-что сказать... Вчера я провожал Бориса Полевого (Карл дружил с Полевым), и вот что он мне поведал... Ты только не волнуйся, Борис сказал, что готовится операция еще страшней, чем с народами Кавказа... Готовится депортация всех евреев на Дальний Восток.
- Это произойдет и в Латвии? - спросил я Карла.
- Везде, в том числе и в Латвии, - ответил он.
Карл любил выпить, и мы зашли в ресторан «Кавказ», где его хорошо знали.
- Что же делать? - спросил я друга.
- Ума не приложу, куда ехать... Будут снимать и в поездах, требовать паспорта, но тебе не нужен паспорт... Во всяком случае, надо быть готовым.
По словам Бориса Полевого (он работал в «Правде» и был близок к высшим партийным кругам), был создан штаб во главе с Сусловым, который и готовил эту операцию. Зима проходила в тревоге и горьких раздумьях. Карл Граудин почти каждый вечер звонил. Моя судьба осложнялась еще и тем, что я был заклейменным журналистом Михаилом Зориным. Зорин - мой литературный псевдоним, под этой фамилией я публиковался в «Литгазете» и других изданиях, а по паспорту я Симхович Михаил Израилевич. Моя семья - это жена, литератор, переводчица с идиша Шулькина Ида Захаровна, моя мать, женщина преклонного возраста, Фаня Моисеевна Симхович, сын Захар, школьник, старший брат - доктор-рентгенолог Залман Израилевич, старший научный сотрудник института травматологии в Риге, и младший брат Илья Израилевич - известный артист цирка, дрессировщик медведей (на афишах писали: Леонид Дубровский - первый еврейский укротитель медведей). Я заказал телефонный разговор с младшим братом Ильей (он гастролировал в Саратове) и рассказал ему о наших опасениях. Дело в том, что Илья был женат на русской, кроме того он разъезжал по стране.
- В цирке нет антисемитизма, - сказал он. - Меня никто не тронет, - в этом он был убежден. - Я в цирке - Дубровский.
А у жены моей Иды брат Абрам Захарович был директором ремесленного училища, он участник войны, как и мы. Словом, вся наша большая семья жила в тревогах и волнениях.
События назревали грозно. 18 февраля 1953 года был арестован коммунист, член партийной организации Союза писателей Латвии профессор Макс Юрьевич Шау-Анин. Ему шел шестьдесят девятый год; полуслепой литератор, в годы буржуазной Латвии он был большим другом Советского Союза, активно работал во время войны в Еврейском комитете защиты мира. В Риге пошли аресты евреев. Примерно 20 февраля в Союзе писателей Латвии состоялось закрытое партийное собрание, на котором я присутствовал как член партии (вступил в компартию в 1942 году в армейской газете).. Секретарь партбюро Карл Краулинь сказал: «В нашей среде много лет маскировал свое лицо сиониста Шау-Анин. Теперь он разоблачен». Был снят с работы в ЦК партии Латвии друг нашей семьи главный редактор журнала «Блокнот агитатора» герой войны Исаак Соломонович Лившиц. Арестовали еврейского писателя Мовшу (Марка) Разумного. Арестовали участника гражданской войны в Испании и Второй мировой войны Бориса Клеймана...
Мы с женой каждую ночь ждали ареста. На нашей площадке жил прокурор города Риги Романовский. Его сынишка школьного возраста приходил играть с нашим сыном. Как-то он сказал: «Папа говорит, что в Риге будет много свободных квартир, потому что арестуют всех евреев...». Я с волнением ждал приезда из Москвы Карла Мартыновича Граудина.. В конце февраля он позвонил, и мы, как всегда, встретились в парке. Вот что рассказал Карл. Он принимал участие в совещании руководителей железных дорог страны и начальников политотделов дорог. Руководил совещанием М.А. Суслов. Присутствовал Г.М. Маленков, но не выступал: сидел угрюмый и молчаливый. Суслов сказал, что в ближайшее время в стране будет проведена серьезная акция, к которой нужно готовиться руководителям железных дорог в отдаленных районах страны. Речь шла о Сибири, Казахстане, Оренбурге, Забайкалье. Слово «евреи» не произносилось. Суслов сказал, что за акцией, ее подготовкой и проведением внимательно следит товарищ Сталин.
Карл Граудин пользовался большим уважением. Член ЦК партии Латвии, ученый, член-корреспондент Академии наук Латвии, журналист «Правды», блестяще владевший пером. На совещании он не выступал. Но после совещания его друг из партийных кругов Сибири сказал: «Речь идет о депортации евреев в наши сибирские края».
- Что с нами будет? - спросил я Карла.
- Ума не приложу... - повторял он.
Граудин рассказал, что он побывал в редакции «Правды», от которой в послевоенные годы был собкором в Латвии, и встретился с ее главным редактором Леонидом Ильичевым. Ильичев в разговоре касался предстоящей акции, но слово «евреи» тоже не произносил. Он заметил, что Латвия и особенно Литва - это «сионистские гнезда в Прибалтике». На прощание Ильичев подарил Граудину свою блестяще изданную монографию «Фридрих Энгельс».
Томительно шли дни февраля и марта. Директор Латгосиздата Петерис Баугис в один из таких дней рассказал нам, что был вызван в ЦК Латвии, где ему предложили уволить всех работников еврейской национальности и всем авторам-евреям вернуть рукописи. Любопытно, что начальник политотдела Московской окружной дороги рассказал Граудину, что провели дезинфекцию в товарных вагонах огромного эшелона, в которых везли на Восток пленных немцев.
- Теперь эти эшелоны будут двигаться без остановок на Восток, за редким исключением для поездной прислуги, - сказал начальник политотдела.
В Москве Граудин, конечно же, встретился со своим другом Борисом Полевым (они в соавторстве написали небольшую книжицу). Борис Николаевич горестно заметил, что по Москве ходят слухи о депортации евреев.
И вдруг неожиданность - в первых числах марта болезнь и скоропостижная смерть Сталина!
31 марта я выехал в Москву. Пришел в редакцию «Литературной газеты». У всех членов редколлегии во главе с Симоновым, Рюриковым, Гулиа, Атаровым - перекошенные лица.
Я навестил семью Михаила Матусовского, с которым в Донбассе молодыми начинали литературную жизнь. Миша жил в районе Сивцева вражка. Они с женой Женей рассказали, что каждую ночь ждали «гостей».
- Смотри, мы готовились к печальному отъезду... - Они показали мне валенки, тулупы, теплые вещи, мешки для постели...
Миша скорбно качал головой. Он - известный поэт, участник войны, получивший тяжелое ранение, большой друг Константина Симонова, написавший с ним поэму о революционном Луганске, член партии, жил в тревоге за свою семью, малолетних дочурок, за свою жену, бывшую с ним на фронте.
- Мы перезванивались каждую ночь с Алигер, Долматовским, Казакевичем, Гроссманом...
Казакевич - этот бесстрашный человек, боевой разведчик, любимец армии, автор военных книг, лауреат Сталинской премии, сказал Матусовскому: «Я им не дамся....». Что он имел в виду, говоря это, трудно сказать.
В ту пору дружбой с Казакевичем гордились многие писатели. Это можно судить по записям Твардовского, Юрия Олеши, упомянувшего его в книге «Ни дня без строчки....». Матусовский говорил мне, что Казакевич поделился своими тревогами с Олешей. Юрий Карлович - великий художник, затюканный в советское время как «исписавший себя писатель богемного типа», сказал: «Если это случится, я тоже еврей...».
Матусовский рассказывал, что Василий Семенович Гроссман, который в то время жил на Беговой улице, почти не спал ночами. Гроссман - летописец войны, особенно Сталинградской битвы, человек мужества и отваги, чьи статьи, написанные во время войны, перепечатывались в США, Англии, распространялись листовками, сказал Матусовскому: «Они не остановятся ни перед кем...». Гроссман был просто потрясен в те дни. А Москва словно потеряла чувство времени. 4 апреля вечером я поехал к Сергею Островому.. Сергей Островой - еврей, известный поэт. Едва я вошел в дом, он сказал:
- Только что сообщили - врачей освободили... Рюмина арестовали...
Когда я вернулся в Ригу, профессор Шау-Анин был освобожден, освобождены и другие евреи, широко известные в Латвии. Карл Мартынович Граудин говорил потом в нашем доме:
- Я вас очень жалел и не все рассказывал. Когда я был на совещании в Центральном комитете партии, начальник политотдела Московской окружной дороги сообщил мне, что вагоны, в которых возили пленных немцев, так промыли дезинфекцией, что пробыть в вагоне пять-десять минут опасно для здоровья-кружится голова, болят и слезятся глаза, душит кашель, начинается рвота. И в этих вагонах собирались везти евреев! Нам с Харьей (русская жена Граудина,-М. З.) было вас жаль до боли...
В 1953 году после ареста Берии я и моя семья жили в Москве, в писательском доме в Лаврушинском переулке, № 17, в квартире писательницы Валерии Герасимовой - первой жены Александра Фадеева. И Герасимова рассказала нам, что Саша, как она называла Фадеева, в один из февральских дней ей сказал, что «замышляется страшная акция против евреев...». Как известно, после развода с Фадеевым Валерия Герасимова вышла замуж за Бориса Левина - талантливого писателя, погибшего во время финской войны. У нее остался ребенок, рожденный уже после гибели Левина, - девочка Анечка.
- А в нашем доме, - говорила Валерия Анатольевна, - столько писателей-евреев - Кирсанов, Каверин, семья Михаила Голодного, поэт Юрий Левитанский, Кирилл Левин... Даже Миша Светлов готовился к худшему.
И еще одно доказательство, что такая акция готовилась. Граудин рассказал, что он как начальник политотдела Прибалтийской железной дороги (то есть Латвии, Литвы и Эстонии) получил письмо из Центрального Комитета партии Советского Союза: по линии политуправления министерства путей сообщения подготовить список лиц не коренной национальности - инженеров, техников, руководителей различных отраслей дороги, их домашние адреса, номера телефонов. Насчет «лиц некоренной национальности» - это была маскировка. Более того, из Москвы приезжали сотрудники аппарата ЦК и политуправления, перечитали этот список и взяли с собой. Один из них даже заметил Граудину: «У вас на дороге все руководящие посты занимают не национальные кадры, а евреи...» Сегодня в Москве, если она не уехала, должна проживать дочь Карла Мартыновича - Людмила Карловна Граудина, доктор филологических наук. Она знает о нашей дружбе с ее славным отцом.. Живет там и семья Михаила Матусовского - Инна, Евгения.. Живет дочь Валерии Герасимовой - Аня Шаргунова, которую мы знали ребенком. Как сказал мне Вениамин Александрович Каверин (мы были связаны двадцатилетней дружбой): «Только смерть палача спасла евреев еще от одной трагедии».
Михаил Зорин, Рига
Фильм <<Реприза>> о сталинском плане выселения евреев на Крайний Север и Дальний Восток
http://www.worldjewishtv.com/content/detail/927/
Я пишу как современник тех событий, которые теперь изучают историки. К весне 1953 года я уже был бывшим корреспондентом «Литературной газеты» по всей Прибалтике: сняли после публикации в «Правде» 25 февраля 1952 года статьи за подписью «Группа читателей» по поводу романа В. Лациса «К новому берегу». За «Группой читателей» стояли Сталин, Молотов, Маленков, Берия, как было установлено еще 10-15 лет назад.
Однако вернемся к статье о депортации евреев. В декабре 1952 года мне позвонил друг нашей семьи Карл Мартынович Граудин - член ЦК компартии Латвии, начальник политотдела Прибалтийской железной дороги, бывший корреспондент «Правды» по Латвии в первые послевоенные годы.
- Миша, нет ли у тебя настроения погулять в Верманском парке? Рад буду тебя видеть, - сказал Карл.
Карл Граудин встретил меня на дорожке парка и начал:
- Мне необходимо тебе кое-что сказать... Вчера я провожал Бориса Полевого (Карл дружил с Полевым), и вот что он мне поведал... Ты только не волнуйся, Борис сказал, что готовится операция еще страшней, чем с народами Кавказа... Готовится депортация всех евреев на Дальний Восток.
- Это произойдет и в Латвии? - спросил я Карла.
- Везде, в том числе и в Латвии, - ответил он.
Карл любил выпить, и мы зашли в ресторан «Кавказ», где его хорошо знали.
- Что же делать? - спросил я друга.
- Ума не приложу, куда ехать... Будут снимать и в поездах, требовать паспорта, но тебе не нужен паспорт... Во всяком случае, надо быть готовым.
По словам Бориса Полевого (он работал в «Правде» и был близок к высшим партийным кругам), был создан штаб во главе с Сусловым, который и готовил эту операцию. Зима проходила в тревоге и горьких раздумьях. Карл Граудин почти каждый вечер звонил. Моя судьба осложнялась еще и тем, что я был заклейменным журналистом Михаилом Зориным. Зорин - мой литературный псевдоним, под этой фамилией я публиковался в «Литгазете» и других изданиях, а по паспорту я Симхович Михаил Израилевич. Моя семья - это жена, литератор, переводчица с идиша Шулькина Ида Захаровна, моя мать, женщина преклонного возраста, Фаня Моисеевна Симхович, сын Захар, школьник, старший брат - доктор-рентгенолог Залман Израилевич, старший научный сотрудник института травматологии в Риге, и младший брат Илья Израилевич - известный артист цирка, дрессировщик медведей (на афишах писали: Леонид Дубровский - первый еврейский укротитель медведей). Я заказал телефонный разговор с младшим братом Ильей (он гастролировал в Саратове) и рассказал ему о наших опасениях. Дело в том, что Илья был женат на русской, кроме того он разъезжал по стране.
- В цирке нет антисемитизма, - сказал он. - Меня никто не тронет, - в этом он был убежден. - Я в цирке - Дубровский.
А у жены моей Иды брат Абрам Захарович был директором ремесленного училища, он участник войны, как и мы. Словом, вся наша большая семья жила в тревогах и волнениях.
События назревали грозно. 18 февраля 1953 года был арестован коммунист, член партийной организации Союза писателей Латвии профессор Макс Юрьевич Шау-Анин. Ему шел шестьдесят девятый год; полуслепой литератор, в годы буржуазной Латвии он был большим другом Советского Союза, активно работал во время войны в Еврейском комитете защиты мира. В Риге пошли аресты евреев. Примерно 20 февраля в Союзе писателей Латвии состоялось закрытое партийное собрание, на котором я присутствовал как член партии (вступил в компартию в 1942 году в армейской газете).. Секретарь партбюро Карл Краулинь сказал: «В нашей среде много лет маскировал свое лицо сиониста Шау-Анин. Теперь он разоблачен». Был снят с работы в ЦК партии Латвии друг нашей семьи главный редактор журнала «Блокнот агитатора» герой войны Исаак Соломонович Лившиц. Арестовали еврейского писателя Мовшу (Марка) Разумного. Арестовали участника гражданской войны в Испании и Второй мировой войны Бориса Клеймана...
Мы с женой каждую ночь ждали ареста. На нашей площадке жил прокурор города Риги Романовский. Его сынишка школьного возраста приходил играть с нашим сыном. Как-то он сказал: «Папа говорит, что в Риге будет много свободных квартир, потому что арестуют всех евреев...». Я с волнением ждал приезда из Москвы Карла Мартыновича Граудина.. В конце февраля он позвонил, и мы, как всегда, встретились в парке. Вот что рассказал Карл. Он принимал участие в совещании руководителей железных дорог страны и начальников политотделов дорог. Руководил совещанием М.А. Суслов. Присутствовал Г.М. Маленков, но не выступал: сидел угрюмый и молчаливый. Суслов сказал, что в ближайшее время в стране будет проведена серьезная акция, к которой нужно готовиться руководителям железных дорог в отдаленных районах страны. Речь шла о Сибири, Казахстане, Оренбурге, Забайкалье. Слово «евреи» не произносилось. Суслов сказал, что за акцией, ее подготовкой и проведением внимательно следит товарищ Сталин.
Карл Граудин пользовался большим уважением. Член ЦК партии Латвии, ученый, член-корреспондент Академии наук Латвии, журналист «Правды», блестяще владевший пером. На совещании он не выступал. Но после совещания его друг из партийных кругов Сибири сказал: «Речь идет о депортации евреев в наши сибирские края».
- Что с нами будет? - спросил я Карла.
- Ума не приложу... - повторял он.
Граудин рассказал, что он побывал в редакции «Правды», от которой в послевоенные годы был собкором в Латвии, и встретился с ее главным редактором Леонидом Ильичевым. Ильичев в разговоре касался предстоящей акции, но слово «евреи» тоже не произносил. Он заметил, что Латвия и особенно Литва - это «сионистские гнезда в Прибалтике». На прощание Ильичев подарил Граудину свою блестяще изданную монографию «Фридрих Энгельс».
Томительно шли дни февраля и марта. Директор Латгосиздата Петерис Баугис в один из таких дней рассказал нам, что был вызван в ЦК Латвии, где ему предложили уволить всех работников еврейской национальности и всем авторам-евреям вернуть рукописи. Любопытно, что начальник политотдела Московской окружной дороги рассказал Граудину, что провели дезинфекцию в товарных вагонах огромного эшелона, в которых везли на Восток пленных немцев.
- Теперь эти эшелоны будут двигаться без остановок на Восток, за редким исключением для поездной прислуги, - сказал начальник политотдела.
В Москве Граудин, конечно же, встретился со своим другом Борисом Полевым (они в соавторстве написали небольшую книжицу). Борис Николаевич горестно заметил, что по Москве ходят слухи о депортации евреев.
И вдруг неожиданность - в первых числах марта болезнь и скоропостижная смерть Сталина!
31 марта я выехал в Москву. Пришел в редакцию «Литературной газеты». У всех членов редколлегии во главе с Симоновым, Рюриковым, Гулиа, Атаровым - перекошенные лица.
Я навестил семью Михаила Матусовского, с которым в Донбассе молодыми начинали литературную жизнь. Миша жил в районе Сивцева вражка. Они с женой Женей рассказали, что каждую ночь ждали «гостей».
- Смотри, мы готовились к печальному отъезду... - Они показали мне валенки, тулупы, теплые вещи, мешки для постели...
Миша скорбно качал головой. Он - известный поэт, участник войны, получивший тяжелое ранение, большой друг Константина Симонова, написавший с ним поэму о революционном Луганске, член партии, жил в тревоге за свою семью, малолетних дочурок, за свою жену, бывшую с ним на фронте.
- Мы перезванивались каждую ночь с Алигер, Долматовским, Казакевичем, Гроссманом...
Казакевич - этот бесстрашный человек, боевой разведчик, любимец армии, автор военных книг, лауреат Сталинской премии, сказал Матусовскому: «Я им не дамся....». Что он имел в виду, говоря это, трудно сказать.
В ту пору дружбой с Казакевичем гордились многие писатели. Это можно судить по записям Твардовского, Юрия Олеши, упомянувшего его в книге «Ни дня без строчки....». Матусовский говорил мне, что Казакевич поделился своими тревогами с Олешей. Юрий Карлович - великий художник, затюканный в советское время как «исписавший себя писатель богемного типа», сказал: «Если это случится, я тоже еврей...».
Матусовский рассказывал, что Василий Семенович Гроссман, который в то время жил на Беговой улице, почти не спал ночами. Гроссман - летописец войны, особенно Сталинградской битвы, человек мужества и отваги, чьи статьи, написанные во время войны, перепечатывались в США, Англии, распространялись листовками, сказал Матусовскому: «Они не остановятся ни перед кем...». Гроссман был просто потрясен в те дни. А Москва словно потеряла чувство времени. 4 апреля вечером я поехал к Сергею Островому.. Сергей Островой - еврей, известный поэт. Едва я вошел в дом, он сказал:
- Только что сообщили - врачей освободили... Рюмина арестовали...
Когда я вернулся в Ригу, профессор Шау-Анин был освобожден, освобождены и другие евреи, широко известные в Латвии. Карл Мартынович Граудин говорил потом в нашем доме:
- Я вас очень жалел и не все рассказывал. Когда я был на совещании в Центральном комитете партии, начальник политотдела Московской окружной дороги сообщил мне, что вагоны, в которых возили пленных немцев, так промыли дезинфекцией, что пробыть в вагоне пять-десять минут опасно для здоровья-кружится голова, болят и слезятся глаза, душит кашель, начинается рвота. И в этих вагонах собирались везти евреев! Нам с Харьей (русская жена Граудина,-М. З.) было вас жаль до боли...
В 1953 году после ареста Берии я и моя семья жили в Москве, в писательском доме в Лаврушинском переулке, № 17, в квартире писательницы Валерии Герасимовой - первой жены Александра Фадеева. И Герасимова рассказала нам, что Саша, как она называла Фадеева, в один из февральских дней ей сказал, что «замышляется страшная акция против евреев...». Как известно, после развода с Фадеевым Валерия Герасимова вышла замуж за Бориса Левина - талантливого писателя, погибшего во время финской войны. У нее остался ребенок, рожденный уже после гибели Левина, - девочка Анечка.
- А в нашем доме, - говорила Валерия Анатольевна, - столько писателей-евреев - Кирсанов, Каверин, семья Михаила Голодного, поэт Юрий Левитанский, Кирилл Левин... Даже Миша Светлов готовился к худшему.
И еще одно доказательство, что такая акция готовилась. Граудин рассказал, что он как начальник политотдела Прибалтийской железной дороги (то есть Латвии, Литвы и Эстонии) получил письмо из Центрального Комитета партии Советского Союза: по линии политуправления министерства путей сообщения подготовить список лиц не коренной национальности - инженеров, техников, руководителей различных отраслей дороги, их домашние адреса, номера телефонов. Насчет «лиц некоренной национальности» - это была маскировка. Более того, из Москвы приезжали сотрудники аппарата ЦК и политуправления, перечитали этот список и взяли с собой. Один из них даже заметил Граудину: «У вас на дороге все руководящие посты занимают не национальные кадры, а евреи...» Сегодня в Москве, если она не уехала, должна проживать дочь Карла Мартыновича - Людмила Карловна Граудина, доктор филологических наук. Она знает о нашей дружбе с ее славным отцом.. Живет там и семья Михаила Матусовского - Инна, Евгения.. Живет дочь Валерии Герасимовой - Аня Шаргунова, которую мы знали ребенком. Как сказал мне Вениамин Александрович Каверин (мы были связаны двадцатилетней дружбой): «Только смерть палача спасла евреев еще от одной трагедии».
Михаил Зорин, Рига
Фильм <<Реприза>> о сталинском плане выселения евреев на Крайний Север и Дальний Восток
http://www.worldjewishtv.com/content/detail/927/
#30 История евреев XIX-XX века
17 Sep 2014, 22:09
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
Мама, а что такое …ЖИДОВКА?
Маленький отрывок из ещё не дописанной книги о моей семье.
Маленький отрывок из ещё не дописанной книги о моей семье.
В свои четыре года я вернулась домой и задала родителям вопрос, который , как выяснилось, они… ждали. Со страхом, с болью… но они знали, что рано , или поздно я его задам.
- Мама, а что такое …ЖИДОВКА?
И мама заплакала. Заплакала тихо, так непохоже на те её слёзы, которые я видела потом, много лет спустя, когда умерла её мама- моя бабушка… или когда она потеряла свою лучшую подругу, умершую от онкологии… Это потом я увидела, как может плакать моя мама, теряя близких людей: горько, навзрыд, почти теряя сознание… А тогда она заплакала так тихо, что даже лицо не изменилось, только слёзы выливались из её огромных карих глаз. И всё, что она смогла сказать мне: «доченька, прости…» Я многое забыла из тех ранних детских лет, но это всегда перед моими глазами: мама с папой, дедушка с бабушкой …и все меня утешают так, словно провинились передо мной.
За что они просили у меня прощение?
За то, что ничего, кроме бесконечной любви я не могу припомнить о себе с момента осознания этого мира?
За то, что я была смыслом жизни для всех них?
Нет!
Они понимали, что вместе с этой любовью ,наградили меня и нелёгкой судьбой – быть еврейкой в мире, где быть евреем- это само по себе чуть ли не подвиг. А признаваться в этом , и нести это бремя по жизни открыто… подвиг вдвойне!
Но уж такой девочкой я родилась на свет: все ордена должны были быть моими! Никто мне этого не внушал, но , вероятно, назло тем, кто заставил плакать мою маму, ко мне пришло решение «победить всех, кто меня ненавидит!».
Небольшое отступление для антисемитов: когда вы оскорбляете нас, не забудьте, что этим вы роете себе могилу.
Не в прямом, конечно, смысле. Евреи 2000 лет никого специально не убивали. Но , осознав ещё в детстве вашу ненависть, мы все силы приложим, чтобы обогнать вас во всём: в учёбе, в бизнесе, в науке, в искусстве… Пока вы будете нас ненавидеть, мы займём своё место под солнцем, а вам ничего не останется, как пытаться нас догонять, но получится это только у некоторых: время то упущено. И чем раньше мы от вас узнаем , что такое «жид», тем меньше у вас будет шансов нас догнать. Мне.. повезло. Я узнала это слишком рано.
Но вернёмся к тому дню…
За всеми ответами я пошла к своему мудрому деду.
Он всегда знал ответы на все вопросы.
Он открывал большую книгу с непонятными буквами и находил там ответы. К четырём годам я уже умела читать по-русски, но мне так хотелось узнать, что это за непонятные буквы и что это за книга, где есть ответы на все вопросы…
По субботам он надевал белую накидку с голубыми полосками, странную шапочку, которая еле держалась на его лысой голове ,и куда- то уходил до вечера. Я никогда в раннем детстве не видела людей в такой одежде возле себя , и слышала, как мама с папой говорили деду, что « накидку и шапочку лучше положить в сумку, а не ходить в таком виде по улицам». На что дедушка отвечал со смехом , что «если что… скажите всем , что я ваш двоюродный папа».
Разве папы бывают двоюродными?
Но спросить об этом я так и не решалась. В этом была какая-то тайна, охраняемая от меня, и я это чувствовала.
Дедушка был настолько старше меня, что я никогда не помнила его другим. Только таким… старым, лысым, уже сгорбившимся, но с невероятно лучистыми глазами молодого юноши. На сколько лет он был старше меня? Он родился в 1886 году, а я в 1963… Ва-измир.. 77 лет … Тогда ему уже было 81, а он ещё работал! Его много и безуспешно пытались выгнать на пенсию. Из технологов он
оформился в закройщики, но с работы не ушёл. И каждый день в семь утра шёл на свою обувную фабрику, где его со страхом ожидали молодые специалисты и рабочие… Лейб Цемахович всегда находил к чему придраться: то кожа разложена неверно под закрой и даёт много отходов, то строчка на обуви неровная… И при этом он забывал получить зарплату, её иногда приносили к нам домой в конце недели и папа расписывался за деда в ведомости, потому что по субботам дед, как глубоко верующий еврей, не мог заниматься денежными расчётами. Директор завода звонил моему папе домой и умолял запереть отца, поберечь его здоровье... Но дед, начавший помогать отцу-сапожнику уже с 6 лет, не мог остановиться. «Служение Богу, семья и работа- вот смысл жизни»- помню я его слова.
У него было необыкновенное чувство юмора. Он всегда смеялся глазами. Я не помню его хмурым или раздражённым.
« Проблемы, которые можно решить с помощью денег- это пустяки!»
« Незачем копить деньги на чёрный день- он был вчера»…
« В саване нет карманов»
«Накопленные деньги не только в могилу не положат, но даже ,напоследок
,не покажут»
Это только то немногое, что любил повторять мой дед.
Он беззаветно любил театр, знал почти все пьесы наизусть, ещё грудную носил меня на балет, где я спала, но дедушка был уверен, что ребёнок впитывает прекрасное и во сне... Он цитировал Чехова и Гоголя... Говорил, что «этот Достоевский- такой антисемит… но… подлец… гений ведь, чтоб он был нам здоров…. Читай его, у антисемитов тоже нужно учиться.»
Он читал мне рассказы Шолом-Алейхема и Бабеля, сказки Пушкина и стихи Ахматовой… Без книг, наизусть. Так я и запомнила их с детства.
А ещё у него всегда были оттопыренные карманы. Он носил в них конфеты и раздавал всем детям: на улице, в автобусе… Его не смущали подозрительные взгляды мамаш, а дети тянулись к нему с первого взгляда.
Когда я подросла, он рассказал, что первую шоколадную конфету он съел в 13 лет на своей бар-мицве. А до этого ,единственным сладким, которое он знал , был только кусковой сахар к чаю по субботам, или ложка мёда . А иногда, на еврейские праздники, его мама- моя прабабушка - жарила сахар на сковородке, и это было самое вкусное, что ему доводилось есть в детстве. По сей день я иногда жарю сахар по дедушкиному рецепту: со щепоткой корицы и капелькой лимонного сока. Попробуйте! Это вкуснее любого сегодняшнего леденца с экстрактами вкуса , цвета и запаха.
Итак… я пошла к деду. Когда все слёзы отлились и все успокоились.
Попробую воспроизвести дословно его ответ:
« Забудь это слово, оно плохое. И оно сказано плохими людьми. Но будь готова, что услышишь его ещё много раз. Если это скажет глупец- прости его. А умный не скажет никогда. И научись защищать себя, это тоже пригодится. Защищать не только силой, слово важнее силы. Знание важнее слова. А истина важнее всего. Истина в том, что вначале было слово и слово это- Бог. Наш Бог. Он всегда защитит, но только нужно самому быть умным и сильным. И не бояться. Страх побеждает нас, а не враги. И когда ты увидишь Иерусалим…»
Как будто он знал, что я обязательно его увижу. А ему довелось побывать в Иерусалиме. В далёком 1916 году.
Он тогда был в царской армии и воевал за царя и Отечество. Даже командовал еврейской ротой отдельного одесского полка и получил два солдатских Георгия. (Они и сегодня хранятся у меня).В бой они шли с криками « Шма Исраэль!» и вместе с русским «Ура!» эти слова сливались воедино.
А потом их предали генералы и он попал в плен. Их неплохо содержали, переправили в Италию, где они жили в казармах и их даже отпускали иногда в город погулять под "честное слово", что вернутся вечером. А потом война окончилась и, прежде чем вернуться домой, он поехал в Иерусалим к двоюродному брату. Потом всю жизнь он рассказывал об этой поездке.
Тогда он решил, что вернётся в Одессу, женится на своей любимой Фане и уедет в Эрец- Исраэль.
Но случилась революция , и все планы изменились помимо его воли.
Но на Фане он женился.
Дорогой мой дед! Мой лучший учитель!
Прошло так много лет, но твоё пророчество « когда ты увидишь Иерусалим…» сбылось. И вот я у той Стены, о которой ты рассказывал
мне.
Я так и не поверила в нашего Бога, но когда впервые подошла к этим камням, то слёзы сами полились из глаз, и я вспомнила эту историю маленькой четырёхлетней девочки.
Спасибо, дед, что ты сказал мне тогда эти слова: «нужно самому быть умным и сильным. И не бояться. Страх побеждает нас, а не враги.».
Ты уже тогда всё знал . И знал, что я пойму тебя и запомню эти слова.
Во мне нет страха. И обещаю: никогда не будет!
- Мама, а что такое …ЖИДОВКА?
И мама заплакала. Заплакала тихо, так непохоже на те её слёзы, которые я видела потом, много лет спустя, когда умерла её мама- моя бабушка… или когда она потеряла свою лучшую подругу, умершую от онкологии… Это потом я увидела, как может плакать моя мама, теряя близких людей: горько, навзрыд, почти теряя сознание… А тогда она заплакала так тихо, что даже лицо не изменилось, только слёзы выливались из её огромных карих глаз. И всё, что она смогла сказать мне: «доченька, прости…» Я многое забыла из тех ранних детских лет, но это всегда перед моими глазами: мама с папой, дедушка с бабушкой …и все меня утешают так, словно провинились передо мной.
За что они просили у меня прощение?
За то, что ничего, кроме бесконечной любви я не могу припомнить о себе с момента осознания этого мира?
За то, что я была смыслом жизни для всех них?
Нет!
Они понимали, что вместе с этой любовью ,наградили меня и нелёгкой судьбой – быть еврейкой в мире, где быть евреем- это само по себе чуть ли не подвиг. А признаваться в этом , и нести это бремя по жизни открыто… подвиг вдвойне!
Но уж такой девочкой я родилась на свет: все ордена должны были быть моими! Никто мне этого не внушал, но , вероятно, назло тем, кто заставил плакать мою маму, ко мне пришло решение «победить всех, кто меня ненавидит!».
Небольшое отступление для антисемитов: когда вы оскорбляете нас, не забудьте, что этим вы роете себе могилу.
Не в прямом, конечно, смысле. Евреи 2000 лет никого специально не убивали. Но , осознав ещё в детстве вашу ненависть, мы все силы приложим, чтобы обогнать вас во всём: в учёбе, в бизнесе, в науке, в искусстве… Пока вы будете нас ненавидеть, мы займём своё место под солнцем, а вам ничего не останется, как пытаться нас догонять, но получится это только у некоторых: время то упущено. И чем раньше мы от вас узнаем , что такое «жид», тем меньше у вас будет шансов нас догнать. Мне.. повезло. Я узнала это слишком рано.
Но вернёмся к тому дню…
За всеми ответами я пошла к своему мудрому деду.
Он всегда знал ответы на все вопросы.
Он открывал большую книгу с непонятными буквами и находил там ответы. К четырём годам я уже умела читать по-русски, но мне так хотелось узнать, что это за непонятные буквы и что это за книга, где есть ответы на все вопросы…
По субботам он надевал белую накидку с голубыми полосками, странную шапочку, которая еле держалась на его лысой голове ,и куда- то уходил до вечера. Я никогда в раннем детстве не видела людей в такой одежде возле себя , и слышала, как мама с папой говорили деду, что « накидку и шапочку лучше положить в сумку, а не ходить в таком виде по улицам». На что дедушка отвечал со смехом , что «если что… скажите всем , что я ваш двоюродный папа».
Разве папы бывают двоюродными?
Но спросить об этом я так и не решалась. В этом была какая-то тайна, охраняемая от меня, и я это чувствовала.
Дедушка был настолько старше меня, что я никогда не помнила его другим. Только таким… старым, лысым, уже сгорбившимся, но с невероятно лучистыми глазами молодого юноши. На сколько лет он был старше меня? Он родился в 1886 году, а я в 1963… Ва-измир.. 77 лет … Тогда ему уже было 81, а он ещё работал! Его много и безуспешно пытались выгнать на пенсию. Из технологов он
оформился в закройщики, но с работы не ушёл. И каждый день в семь утра шёл на свою обувную фабрику, где его со страхом ожидали молодые специалисты и рабочие… Лейб Цемахович всегда находил к чему придраться: то кожа разложена неверно под закрой и даёт много отходов, то строчка на обуви неровная… И при этом он забывал получить зарплату, её иногда приносили к нам домой в конце недели и папа расписывался за деда в ведомости, потому что по субботам дед, как глубоко верующий еврей, не мог заниматься денежными расчётами. Директор завода звонил моему папе домой и умолял запереть отца, поберечь его здоровье... Но дед, начавший помогать отцу-сапожнику уже с 6 лет, не мог остановиться. «Служение Богу, семья и работа- вот смысл жизни»- помню я его слова.
У него было необыкновенное чувство юмора. Он всегда смеялся глазами. Я не помню его хмурым или раздражённым.
« Проблемы, которые можно решить с помощью денег- это пустяки!»
« Незачем копить деньги на чёрный день- он был вчера»…
« В саване нет карманов»
«Накопленные деньги не только в могилу не положат, но даже ,напоследок
,не покажут»
Это только то немногое, что любил повторять мой дед.
Он беззаветно любил театр, знал почти все пьесы наизусть, ещё грудную носил меня на балет, где я спала, но дедушка был уверен, что ребёнок впитывает прекрасное и во сне... Он цитировал Чехова и Гоголя... Говорил, что «этот Достоевский- такой антисемит… но… подлец… гений ведь, чтоб он был нам здоров…. Читай его, у антисемитов тоже нужно учиться.»
Он читал мне рассказы Шолом-Алейхема и Бабеля, сказки Пушкина и стихи Ахматовой… Без книг, наизусть. Так я и запомнила их с детства.
А ещё у него всегда были оттопыренные карманы. Он носил в них конфеты и раздавал всем детям: на улице, в автобусе… Его не смущали подозрительные взгляды мамаш, а дети тянулись к нему с первого взгляда.
Когда я подросла, он рассказал, что первую шоколадную конфету он съел в 13 лет на своей бар-мицве. А до этого ,единственным сладким, которое он знал , был только кусковой сахар к чаю по субботам, или ложка мёда . А иногда, на еврейские праздники, его мама- моя прабабушка - жарила сахар на сковородке, и это было самое вкусное, что ему доводилось есть в детстве. По сей день я иногда жарю сахар по дедушкиному рецепту: со щепоткой корицы и капелькой лимонного сока. Попробуйте! Это вкуснее любого сегодняшнего леденца с экстрактами вкуса , цвета и запаха.
Итак… я пошла к деду. Когда все слёзы отлились и все успокоились.
Попробую воспроизвести дословно его ответ:
« Забудь это слово, оно плохое. И оно сказано плохими людьми. Но будь готова, что услышишь его ещё много раз. Если это скажет глупец- прости его. А умный не скажет никогда. И научись защищать себя, это тоже пригодится. Защищать не только силой, слово важнее силы. Знание важнее слова. А истина важнее всего. Истина в том, что вначале было слово и слово это- Бог. Наш Бог. Он всегда защитит, но только нужно самому быть умным и сильным. И не бояться. Страх побеждает нас, а не враги. И когда ты увидишь Иерусалим…»
Как будто он знал, что я обязательно его увижу. А ему довелось побывать в Иерусалиме. В далёком 1916 году.
Он тогда был в царской армии и воевал за царя и Отечество. Даже командовал еврейской ротой отдельного одесского полка и получил два солдатских Георгия. (Они и сегодня хранятся у меня).В бой они шли с криками « Шма Исраэль!» и вместе с русским «Ура!» эти слова сливались воедино.
А потом их предали генералы и он попал в плен. Их неплохо содержали, переправили в Италию, где они жили в казармах и их даже отпускали иногда в город погулять под "честное слово", что вернутся вечером. А потом война окончилась и, прежде чем вернуться домой, он поехал в Иерусалим к двоюродному брату. Потом всю жизнь он рассказывал об этой поездке.
Тогда он решил, что вернётся в Одессу, женится на своей любимой Фане и уедет в Эрец- Исраэль.
Но случилась революция , и все планы изменились помимо его воли.
Но на Фане он женился.
Дорогой мой дед! Мой лучший учитель!
Прошло так много лет, но твоё пророчество « когда ты увидишь Иерусалим…» сбылось. И вот я у той Стены, о которой ты рассказывал
мне.
Я так и не поверила в нашего Бога, но когда впервые подошла к этим камням, то слёзы сами полились из глаз, и я вспомнила эту историю маленькой четырёхлетней девочки.
Спасибо, дед, что ты сказал мне тогда эти слова: «нужно самому быть умным и сильным. И не бояться. Страх побеждает нас, а не враги.».
Ты уже тогда всё знал . И знал, что я пойму тебя и запомню эти слова.
Во мне нет страха. И обещаю: никогда не будет!
#31 История евреев XIX-XX века
18 Sep 2014, 00:01
Стаж: 10 лет 5 месяцев 20 дней
Постов: 542
Лайкнули: 208 раз
Карма: 39%
Заход: 18 Aug 2019, 02:20
это написала Ирена Бушман,кажется Lira-Lara?
#32 История евреев XIX-XX века
20 Sep 2014, 19:18
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
Мы с тобой изменим этот мир...
Ваш сын и брат
Его именем не назовут улицу в Тель-Авиве (уже есть, хотя и не Арика, а Алика) или концертный зал (он, хотя и вырос за кулисами, три десятилетия не выходил на сцену). И с домом-музеем едва ли что-то выйдет. А вот для строящейся баскетбольной арены «Ха-Поэля» имя Арика Айнштейна — в самый раз, как ему самому красная «клубная» рубаха. Он ведь мечтал стать спортсменом, а стал артистом, кумиром поколений. Такая вот досадная удача...
(Ты и я - Ани вэ ата - http://www.youtube.com/watch?v=gP6PS-poyMg,
текст: http://www.angelfire.com/or3/roni/shirim_kama/2/12.htm
Azzurro - Амру ло - http://www.youtube.com/watch?v=dCwEc5dXDiU,
текст: http://hebrewsongs.com/?song=amrulo
У меня есть любовь – Еш ли ахава - http://www.youtube.com/watch?v=5WEggKymynE
Он вернулся к религии – Ху хазар бэ тшува - http://www.youtube.com/watch?v=gFAQZuW_ks4
В последнем ролике много его фото. И еще много его песен в You Tube – легко найти)
В доме бразильского классика Антонио Карлоса Жобима в Рио-де-Жанейро, построенном для гения в ботаническом саду по спецзаказу военных властей, стоит рояль на застекленной веранде — тот самый, на котором композитор сочинял свои гениальные мелодии и принимал гостей (пировали прямо на крышке рояля, без отрыва от производства шлягеров), висят шляпы, в которых он любил щеголять, лежат потертый портфель, в котором он носил ноты, коробка из-под сигар, флейта и очки. Классик был скромен и неприхотлив. А для его нот, афиш и дисков построили отдельное здание Фонда Жобима — слишком уж их много.
Дома-музея Арика Айнштейна не может быть по определению: он категорически отказывался переезжать из своей бетонной клети на улице Ховевей-Цион, хотя только на авторские мог бы построить дворец на набережной.
Да и нечего выставлять в заурядной квартире в заурядном тель-авивском доме. Гитару, на которой он не играл, или пианино, которого у него не было? Красные рубашки, в которых выходил на люди, пепельницу и телевизионный пульт — любимые предметы последней декады, очки, которые упрямо не носил, хотя всю жизнь плохо видел?
Он не собирал марки и не коллекционировал зажигалки, даже собственные диски не хранил, так что при необходимости приходилось обращаться к друзьям. А ту единственную, уникальную коллекцию, которую он собирал почти полвека, нельзя увидеть — только услышать.
Нет, не так должно быть у классиков.
Именем его знаменитого однофамильца названа улица, выходящая из ворот Тель-Авивского университета, — и это логично: храм науки, великий ученый... Подчиняясь этой логике, именем Арика следует назвать беговую дорожку стадиона в Адар-Йосефе. А что, как-никак чемпион и рекордсмен страны 1955 года среди юношей по прыжкам в высоту.
Однако увековечить Арика Айнштейна в объектах тель-авивской недвижимости придется — жизнь заставит. Уже пару лет предприимчивые энтузиасты водят пешие экскурсии по «айнштейновским местам» Тель-Авива (узнав об этом, Арик страшно огорчился: «Я же еще живой!»). Из «белого города» — на пляж «Мецицим», оттуда в Заярконье, и обратно через тот самый мост над Ярконом — на Ибн-Гвироль и дальше на Райнес, конец экскурсии и предпоследняя точка биографии. Тут он пел, здесь пил, сюда ходил к девчонкам, а отсюда бежал через окно от гопников, а здесь их раздавил автобус. Биография с географией запутаны в один клубок, который сам он не спешил распутать.
Так и координаты его места в израильской культуре трудно определить в привычных терминах. Великий актер? Не великий. Выдающийся певец? Тоже едва ли, есть голоса и почище, посильнее, тот же Йорам Гаон. Выдающийся поэт и композитор? Музыку он не писал, так как не умел записывать ноты, а стихи сочинял только для собственных песен.
Его называли «израильским Синатрой», сравнивали с Монтаном и Высоцким, но общего с ними у Айнштейна мало — разве что всеобщая популярность. Гораздо ближе сравнение с Адриано Челентано, тем более что Арик сделал ковер с одного из его шлягеров Azzuro (сильно покрасневшего стараниями Эли Моара). Те же простота и лукавство, артистичность и обаяние, и тембр голоса у них похож. Но символ новой Италии слишком быстро пристрастился к деньгам и капризам, навсегда позабыв о ребятах с улицы Глюка. Арик Айнштейн никогда не отделял себя от друзей и соседей, преданной публики и случайных прохожих. Им он внимал и к ним обращался.
Нет, это талант особый, интимный. Национальный феномен, требующий разъяснения для тех, кто его не ощущает. Впрочем, таким в Израиле лучше не задерживаться — беспокойное место, раздражающее...
ЛЮБИТЬ ПЕРЕСМЕШНИКА
Он потрясающе слышал — музыку, слова, дыхание и акценты. Жадно впитывал звуки и мгновенно расставлял их по ранжиру в своей необъятной внутренней фонотеке, из которой потом черпал материал для собственных творческих конструкций. Все, работавшие с ним — а это сотни людей с разными талантами и темпераментами, — отмечали тщательность и взыскательность, с которыми он выбирал слова и звуки. А то, что в итоге эти песни или скетчи выглядели сценическим экспромтом, обеспечивала его мощная харизма, удивительное для непрофессионального актера владение мимикой и речевым аппаратом.
Сабра в первом поколении, как и все его друзья, Арик с полудетским любопытством всматривался и вслушивался в приезжавших в Израиль со всего света людей. Их говор, смех и музыка были для него экзотикой — и все это он с удовольствием воспроизводил в пародиях и песнях. Арик и Ури Зоар гениально изобразили всю палитру еврейских акцентов в своем фильме «Луль» (польский, русский, немецкий, грузинский, марокканский, йеменитский), а песня «Триче-тыре — на работу!» поначалу даже не воспринимается как злая пародия на профсоюзный истеблишмент. В фильме «Квалим» Арик говорит на тарабарском языке с тяжким мадьярским акцентом и произносит монологи на турецком волапюке.
Между прочим, как никто Айнштейн уловил особенности интонирования «русского» иврита — как старообразного, так и более актуального. Он ведь произрастал за кулисами театра «Шатер», основанного польско-белорусскими энтузиастами, среди которых был и его отец Яков Айнштейн.
Все они прекрасно знали русский язык, между собой частенько переходили на русский и в театре ставили русскую классику, адаптированную Тувимом и Шпионским. Думаю, если бы Арику Айнштейну пришлось бы играть роль на русском, он, не зная языка, справился бы с этим гораздо лучше, чем великий русский актер Михаил Козаков — с ивритом...
Природная музыкальность и врожденное чувство ритма вполне заменяли ему музыкальное образование. Он ведь и запел практически случайно — после того как кто-то из сослуживцев по армейскому ансамблю переел мороженого. А так ведь и таскал бы чужие инструменты и участвовал в массовке вплоть до демобилизации.
До середины 60-х Арик Айнштейн не выезжал за границу, довольствуясь тем, что привозили ценители музыкальной моды. И тем не менее именно он — первый настоящий израильский рокер. Причем как рокер он последовательно прошел путь от классического бита до арт-рока, не теряя внимания публики и уважения коллег.
Его записи 60-70-х даже сейчас не звучат архаично. Этому способствовал еще один его безусловный талант — поразительная интуиция при выборе музыкантов и текстовиков. Он с удивительной точностью выделял из нестройных творческих рядов самых лучших стихослагателей и конструкторов популярных мелодий, приспосабливал под себя (а наоборот было невозможно) и подталкивал к авансцене.
Это он нашел Шалома Ханоха, Мики Габриэлова и Шем-Това Леви, дал слово Яакову Ротблиту, Йонатану Гефену и Эли Моару, открыл для всех как поэта отцовского сослуживца и дважды земляка, актера Авраама Хальфи, который теперь считается классиком еврейской поэзии. В сотрудничестве с ним по-новому раскрылись Йони Рехтер, Ицхак Клептер и Йегуда Поликер.
И музыкальная интуиция ни разу его не подвела: он упрямо добивался идеального исполненния и от самого себя, и от музыкантов. Самую, вероятно, знаменитую свою песню на стихи Хальфи — «Чело украшено твое», впервые исполненную в 1977 году вместе с Юдит Равиц и Карин Альаль, он переписал через десять лет с теми же музыкантами — и все из-за того, что остался недоволен тремя тактами, где он неверно, по его убеждению, сделал смысловое ударение в тексте Хальфи. И хотя за эти десять лет кое-что изменилось в его собственной кантилене (последствия страшной автокатастрофы), и тембр Равиц стал гуще, а Альаль вообще сорвала голос, его обсессивный перфекционизм во всем, что касается музыки, привел к появлению еще одного шедевра.
Но, главное, он как никто слышал пульсацию общих тревог, биение сердец и дыхание неспящих. И воспроизводил все это в своих стихах и песнях. Не случайно самые популярные его песни — «Ты и я», «Лети, птенец!», Сан-Франциско», «Езжай медленно» — спеты на собственные тексты, обманчиво простые, но создающие вместе с мелодией понятный любому израильтянину экзистенциальный контрапункт.
А когда всем этим в совершенстве владеет высокий красавец с медовым баритоном, внимательным и добрым взглядом, характерным для близоруких людей, и ироничной улыбкой, образ обретает законченность и наполняется значением. Любимец класса, верный друг, товарищ по оружию, любимый учитель и мудрый наставник — таким его видели израильтяне разных поколений. А на кого эта мощная сложносочиненная харизма не действовала — что ж, это им в убыток.
Полвека он талантливо и нежно вел эмоциональную летопись страны и ее народа, и без него израильская история не может быть ни полной, ни понятной.
СВАТ И БРАТ
Человек тридцать лет не выходил из дома, отказывался от наград и даже денег — а скорбела о нем вся страна от мала до велика.
Хотя не вся. В Иерусалиме печалились об удручении рава Ури Зоара, потерявшего свата, а в Хайфе арабы водили хороводы протеста и бросали камни.
Тем не менее у подавляющего большинства израильтян, и среди них — немалого числа репатриантов, известие вызвало искреннюю, сердечную печаль. И не только в пресловутом «государстве Тель-Авив». И тут необходимо сказать о его особой роли не только в культурном, но и общественном и даже историческом еврейском хронотопе.
Земля и государство Израиля — женского рода, а сам он и его народ — мужского. Может быть поэтому так трудно народу на своей земле в своем государстве прийти к единому знаменателю? А если нет, то почему? Если даже сам факт нашего совместного пребывания на этой малой территории интерпретируется по-разному, в зависимости от состояния психики.
И это не вчера началось — еврейские склоки никогда не утихали с момента прибытия в землю Кнаан. Лишь изредка являлись личности если не примирявшие склочников, то хотя бы умиротворявшие. Искавшие разумное общее. Истинные праведники, если пользоваться околорелигиозной терминологией.
Арик Айнштейн и был одним из таких умиротворителей. Хотя и далеко не праведником.
Арик, как и все первенцы репатриантских семей четвертой и пятой волн алии, рос как трава на тель-авивских пустырях и дюнах — слонялся по улочкам «белого города», валялся на пляже, гонял мяч с будущей богемой и дрался с будущей армейской верхушкой (детей из более состоятельных и родовитых семей вырывали с корнем и отправляли в британский «Кармель-колледж», «еврейский Итон», растивший будущую элиту еврейского государства). И эта детская счастливая вольница под ясным тель-авивским небом сформировала у людей его поколения неутолимую тягу к свободе, с годами переродившуюся в безудержный анархизм. Дальше — хуже: надышавшись сладким дымом европейских и американских молодежных бунтов, тель-авивская богема, в отличие от своих западных сверстников, не сумела завязать и подсела на тяжелые идеи — маоизм, неокоммунизм, отрицаловку постмодернизма. Она придумала себе врага (сионизм) и принялась с привычным азартом демонизировать его.
Айнштейн тоже был там — в нужных местах и в нужное время. Но, проехав по культовому маршруту Тель-Авив — Париж — Лондон — Нью-Йорк — Сан-Фран-циско, он сделал совершенно другие выводы («Сижу в Сан-Франциско над водой...»). Он вернулся домой, потому что именно тут Арье Лейбу Айнштейну, сыну Дворы и Якова, было лучше всего. Несмотря ни на что.
Его ближайшее окружение, люди, с которыми он сотрудничал, почти поголовно принадлежали к той части израильского общества, каковая классифицируется как ультралевые. Но сам он старался не высказываться о политике, никого не проклинал и не возвеличивал. Что Арик думал о войнах и сделках с террористами, «интифадах», поселениях и миллионах в конвертах — непонятно: в немногочисленных интервью он уходил от ответа или талантливо изображал косноязычие. А уж если бы он высказался, будьте уверены, друзья позаботились бы довести это до сведения общественности. Но он переваривал все это молча, отшучиваясь и отмахиваясь, но становясь грустнее год от года. Его огорчала человеческая жестокость и возмущала человеческая неблагодарность, он почти физически страдал от насилия, ставшего нормой жизни в его стране и городе.
Ему было горько от того, что люди не в состоянии договориться, примириться друг с другом. Он с грустью наблюдал за тем, как в его любимом доме по адресу Тель-Авив, Израиль становилось все менее и менее уютно. Ведь он столько делал для того, чтобы люди стали немножко лучше! Он уговаривал, увещевал, молил соотечественников быть терпимей и добрей, взывал к их разуму и чувствам. Евреи слушали, вздыхали, соглашались — и возвращались к своей коммунальной сваре.
Впрочем, он давно нашел себе надежное убежище от сует — спорт. Всю жизнь он был фанатичным болельщиком тель-авивского «Ха-Поэля» и большим любителем спорта вообще. Он помнил все мировые легкоатлетические рекорды, мог на раз-два вспомнить всех олимпийских призеров, бомбардиров, тренеров. Любил ходить на футбол и баскетбол, растворяясь там среди земляков и единомышленников. И своих друзей, разгоряченных политикой, он буквально втаскивал в свое болельщицкое пространство. Совместное боление примиряло всех со всеми (кроме фанатов «Маккаби», разумеется, но таких среди его друзей не было). Поэтому они так любили и ценили его общество: он возвращал их к нормальности.
Он был настоящий пророк нормальности. Курение и боление — это, конечно, слабости, но нормальные человеческие слабости. Вот он и курил до последнего дня, и болел за «Ха-Поэль» — это для него были спасительные признаки нормальности.
И в остальном он изо всех сил и с удивительным упрямством отстаивал право на нормальность. Он не соглашался выступать даже за невиданные в наших краях гонорары (Элтон Джон стоил дешевле), зато охотно снялся в банковской рекламе вместе со своим другом Мони Мошоновым. Отказался от предложения принять Премию Израиля и не пришел на праздничный концерт по случаю своего 70-летия, хотя его устраивали ближайшие друзья, но неожиданно согласился прийти на первую программу вернувшегося из Америки Яира Лапида. Он не ходил на чужие юбилеи, но являлся на похороны малознакомых людей, которых ценил за талант и преданность делу. Десять лет не давал телевизионных интервью — и вдруг неожиданно решил вести колонку в умирающей газете. Первая и последняя колонка вышла в свет через три дня после его смерти. И о чем же она была? О недавнем баскетбольном тель-авивском дерби и победе «Ха-Поэля», и это не в разделе «Спорт».
Он отстаивал свое и всеобщее право на нормальность, полагая, что лишь ощущая под собою землю, можно воспарить к разумному, доброму, вечному. А уж он-то знал кое-что о технике прыжков в высоту.
Ваш сын и брат
Его именем не назовут улицу в Тель-Авиве (уже есть, хотя и не Арика, а Алика) или концертный зал (он, хотя и вырос за кулисами, три десятилетия не выходил на сцену). И с домом-музеем едва ли что-то выйдет. А вот для строящейся баскетбольной арены «Ха-Поэля» имя Арика Айнштейна — в самый раз, как ему самому красная «клубная» рубаха. Он ведь мечтал стать спортсменом, а стал артистом, кумиром поколений. Такая вот досадная удача...
(Ты и я - Ани вэ ата - http://www.youtube.com/watch?v=gP6PS-poyMg,
текст: http://www.angelfire.com/or3/roni/shirim_kama/2/12.htm
Azzurro - Амру ло - http://www.youtube.com/watch?v=dCwEc5dXDiU,
текст: http://hebrewsongs.com/?song=amrulo
У меня есть любовь – Еш ли ахава - http://www.youtube.com/watch?v=5WEggKymynE
Он вернулся к религии – Ху хазар бэ тшува - http://www.youtube.com/watch?v=gFAQZuW_ks4
В последнем ролике много его фото. И еще много его песен в You Tube – легко найти)
В доме бразильского классика Антонио Карлоса Жобима в Рио-де-Жанейро, построенном для гения в ботаническом саду по спецзаказу военных властей, стоит рояль на застекленной веранде — тот самый, на котором композитор сочинял свои гениальные мелодии и принимал гостей (пировали прямо на крышке рояля, без отрыва от производства шлягеров), висят шляпы, в которых он любил щеголять, лежат потертый портфель, в котором он носил ноты, коробка из-под сигар, флейта и очки. Классик был скромен и неприхотлив. А для его нот, афиш и дисков построили отдельное здание Фонда Жобима — слишком уж их много.
Дома-музея Арика Айнштейна не может быть по определению: он категорически отказывался переезжать из своей бетонной клети на улице Ховевей-Цион, хотя только на авторские мог бы построить дворец на набережной.
Да и нечего выставлять в заурядной квартире в заурядном тель-авивском доме. Гитару, на которой он не играл, или пианино, которого у него не было? Красные рубашки, в которых выходил на люди, пепельницу и телевизионный пульт — любимые предметы последней декады, очки, которые упрямо не носил, хотя всю жизнь плохо видел?
Он не собирал марки и не коллекционировал зажигалки, даже собственные диски не хранил, так что при необходимости приходилось обращаться к друзьям. А ту единственную, уникальную коллекцию, которую он собирал почти полвека, нельзя увидеть — только услышать.
Нет, не так должно быть у классиков.
Именем его знаменитого однофамильца названа улица, выходящая из ворот Тель-Авивского университета, — и это логично: храм науки, великий ученый... Подчиняясь этой логике, именем Арика следует назвать беговую дорожку стадиона в Адар-Йосефе. А что, как-никак чемпион и рекордсмен страны 1955 года среди юношей по прыжкам в высоту.
Однако увековечить Арика Айнштейна в объектах тель-авивской недвижимости придется — жизнь заставит. Уже пару лет предприимчивые энтузиасты водят пешие экскурсии по «айнштейновским местам» Тель-Авива (узнав об этом, Арик страшно огорчился: «Я же еще живой!»). Из «белого города» — на пляж «Мецицим», оттуда в Заярконье, и обратно через тот самый мост над Ярконом — на Ибн-Гвироль и дальше на Райнес, конец экскурсии и предпоследняя точка биографии. Тут он пел, здесь пил, сюда ходил к девчонкам, а отсюда бежал через окно от гопников, а здесь их раздавил автобус. Биография с географией запутаны в один клубок, который сам он не спешил распутать.
Так и координаты его места в израильской культуре трудно определить в привычных терминах. Великий актер? Не великий. Выдающийся певец? Тоже едва ли, есть голоса и почище, посильнее, тот же Йорам Гаон. Выдающийся поэт и композитор? Музыку он не писал, так как не умел записывать ноты, а стихи сочинял только для собственных песен.
Его называли «израильским Синатрой», сравнивали с Монтаном и Высоцким, но общего с ними у Айнштейна мало — разве что всеобщая популярность. Гораздо ближе сравнение с Адриано Челентано, тем более что Арик сделал ковер с одного из его шлягеров Azzuro (сильно покрасневшего стараниями Эли Моара). Те же простота и лукавство, артистичность и обаяние, и тембр голоса у них похож. Но символ новой Италии слишком быстро пристрастился к деньгам и капризам, навсегда позабыв о ребятах с улицы Глюка. Арик Айнштейн никогда не отделял себя от друзей и соседей, преданной публики и случайных прохожих. Им он внимал и к ним обращался.
Нет, это талант особый, интимный. Национальный феномен, требующий разъяснения для тех, кто его не ощущает. Впрочем, таким в Израиле лучше не задерживаться — беспокойное место, раздражающее...
ЛЮБИТЬ ПЕРЕСМЕШНИКА
Он потрясающе слышал — музыку, слова, дыхание и акценты. Жадно впитывал звуки и мгновенно расставлял их по ранжиру в своей необъятной внутренней фонотеке, из которой потом черпал материал для собственных творческих конструкций. Все, работавшие с ним — а это сотни людей с разными талантами и темпераментами, — отмечали тщательность и взыскательность, с которыми он выбирал слова и звуки. А то, что в итоге эти песни или скетчи выглядели сценическим экспромтом, обеспечивала его мощная харизма, удивительное для непрофессионального актера владение мимикой и речевым аппаратом.
Сабра в первом поколении, как и все его друзья, Арик с полудетским любопытством всматривался и вслушивался в приезжавших в Израиль со всего света людей. Их говор, смех и музыка были для него экзотикой — и все это он с удовольствием воспроизводил в пародиях и песнях. Арик и Ури Зоар гениально изобразили всю палитру еврейских акцентов в своем фильме «Луль» (польский, русский, немецкий, грузинский, марокканский, йеменитский), а песня «Триче-тыре — на работу!» поначалу даже не воспринимается как злая пародия на профсоюзный истеблишмент. В фильме «Квалим» Арик говорит на тарабарском языке с тяжким мадьярским акцентом и произносит монологи на турецком волапюке.
Между прочим, как никто Айнштейн уловил особенности интонирования «русского» иврита — как старообразного, так и более актуального. Он ведь произрастал за кулисами театра «Шатер», основанного польско-белорусскими энтузиастами, среди которых был и его отец Яков Айнштейн.
Все они прекрасно знали русский язык, между собой частенько переходили на русский и в театре ставили русскую классику, адаптированную Тувимом и Шпионским. Думаю, если бы Арику Айнштейну пришлось бы играть роль на русском, он, не зная языка, справился бы с этим гораздо лучше, чем великий русский актер Михаил Козаков — с ивритом...
Природная музыкальность и врожденное чувство ритма вполне заменяли ему музыкальное образование. Он ведь и запел практически случайно — после того как кто-то из сослуживцев по армейскому ансамблю переел мороженого. А так ведь и таскал бы чужие инструменты и участвовал в массовке вплоть до демобилизации.
До середины 60-х Арик Айнштейн не выезжал за границу, довольствуясь тем, что привозили ценители музыкальной моды. И тем не менее именно он — первый настоящий израильский рокер. Причем как рокер он последовательно прошел путь от классического бита до арт-рока, не теряя внимания публики и уважения коллег.
Его записи 60-70-х даже сейчас не звучат архаично. Этому способствовал еще один его безусловный талант — поразительная интуиция при выборе музыкантов и текстовиков. Он с удивительной точностью выделял из нестройных творческих рядов самых лучших стихослагателей и конструкторов популярных мелодий, приспосабливал под себя (а наоборот было невозможно) и подталкивал к авансцене.
Это он нашел Шалома Ханоха, Мики Габриэлова и Шем-Това Леви, дал слово Яакову Ротблиту, Йонатану Гефену и Эли Моару, открыл для всех как поэта отцовского сослуживца и дважды земляка, актера Авраама Хальфи, который теперь считается классиком еврейской поэзии. В сотрудничестве с ним по-новому раскрылись Йони Рехтер, Ицхак Клептер и Йегуда Поликер.
И музыкальная интуиция ни разу его не подвела: он упрямо добивался идеального исполненния и от самого себя, и от музыкантов. Самую, вероятно, знаменитую свою песню на стихи Хальфи — «Чело украшено твое», впервые исполненную в 1977 году вместе с Юдит Равиц и Карин Альаль, он переписал через десять лет с теми же музыкантами — и все из-за того, что остался недоволен тремя тактами, где он неверно, по его убеждению, сделал смысловое ударение в тексте Хальфи. И хотя за эти десять лет кое-что изменилось в его собственной кантилене (последствия страшной автокатастрофы), и тембр Равиц стал гуще, а Альаль вообще сорвала голос, его обсессивный перфекционизм во всем, что касается музыки, привел к появлению еще одного шедевра.
Но, главное, он как никто слышал пульсацию общих тревог, биение сердец и дыхание неспящих. И воспроизводил все это в своих стихах и песнях. Не случайно самые популярные его песни — «Ты и я», «Лети, птенец!», Сан-Франциско», «Езжай медленно» — спеты на собственные тексты, обманчиво простые, но создающие вместе с мелодией понятный любому израильтянину экзистенциальный контрапункт.
А когда всем этим в совершенстве владеет высокий красавец с медовым баритоном, внимательным и добрым взглядом, характерным для близоруких людей, и ироничной улыбкой, образ обретает законченность и наполняется значением. Любимец класса, верный друг, товарищ по оружию, любимый учитель и мудрый наставник — таким его видели израильтяне разных поколений. А на кого эта мощная сложносочиненная харизма не действовала — что ж, это им в убыток.
Полвека он талантливо и нежно вел эмоциональную летопись страны и ее народа, и без него израильская история не может быть ни полной, ни понятной.
СВАТ И БРАТ
Человек тридцать лет не выходил из дома, отказывался от наград и даже денег — а скорбела о нем вся страна от мала до велика.
Хотя не вся. В Иерусалиме печалились об удручении рава Ури Зоара, потерявшего свата, а в Хайфе арабы водили хороводы протеста и бросали камни.
Тем не менее у подавляющего большинства израильтян, и среди них — немалого числа репатриантов, известие вызвало искреннюю, сердечную печаль. И не только в пресловутом «государстве Тель-Авив». И тут необходимо сказать о его особой роли не только в культурном, но и общественном и даже историческом еврейском хронотопе.
Земля и государство Израиля — женского рода, а сам он и его народ — мужского. Может быть поэтому так трудно народу на своей земле в своем государстве прийти к единому знаменателю? А если нет, то почему? Если даже сам факт нашего совместного пребывания на этой малой территории интерпретируется по-разному, в зависимости от состояния психики.
И это не вчера началось — еврейские склоки никогда не утихали с момента прибытия в землю Кнаан. Лишь изредка являлись личности если не примирявшие склочников, то хотя бы умиротворявшие. Искавшие разумное общее. Истинные праведники, если пользоваться околорелигиозной терминологией.
Арик Айнштейн и был одним из таких умиротворителей. Хотя и далеко не праведником.
Арик, как и все первенцы репатриантских семей четвертой и пятой волн алии, рос как трава на тель-авивских пустырях и дюнах — слонялся по улочкам «белого города», валялся на пляже, гонял мяч с будущей богемой и дрался с будущей армейской верхушкой (детей из более состоятельных и родовитых семей вырывали с корнем и отправляли в британский «Кармель-колледж», «еврейский Итон», растивший будущую элиту еврейского государства). И эта детская счастливая вольница под ясным тель-авивским небом сформировала у людей его поколения неутолимую тягу к свободе, с годами переродившуюся в безудержный анархизм. Дальше — хуже: надышавшись сладким дымом европейских и американских молодежных бунтов, тель-авивская богема, в отличие от своих западных сверстников, не сумела завязать и подсела на тяжелые идеи — маоизм, неокоммунизм, отрицаловку постмодернизма. Она придумала себе врага (сионизм) и принялась с привычным азартом демонизировать его.
Айнштейн тоже был там — в нужных местах и в нужное время. Но, проехав по культовому маршруту Тель-Авив — Париж — Лондон — Нью-Йорк — Сан-Фран-циско, он сделал совершенно другие выводы («Сижу в Сан-Франциско над водой...»). Он вернулся домой, потому что именно тут Арье Лейбу Айнштейну, сыну Дворы и Якова, было лучше всего. Несмотря ни на что.
Его ближайшее окружение, люди, с которыми он сотрудничал, почти поголовно принадлежали к той части израильского общества, каковая классифицируется как ультралевые. Но сам он старался не высказываться о политике, никого не проклинал и не возвеличивал. Что Арик думал о войнах и сделках с террористами, «интифадах», поселениях и миллионах в конвертах — непонятно: в немногочисленных интервью он уходил от ответа или талантливо изображал косноязычие. А уж если бы он высказался, будьте уверены, друзья позаботились бы довести это до сведения общественности. Но он переваривал все это молча, отшучиваясь и отмахиваясь, но становясь грустнее год от года. Его огорчала человеческая жестокость и возмущала человеческая неблагодарность, он почти физически страдал от насилия, ставшего нормой жизни в его стране и городе.
Ему было горько от того, что люди не в состоянии договориться, примириться друг с другом. Он с грустью наблюдал за тем, как в его любимом доме по адресу Тель-Авив, Израиль становилось все менее и менее уютно. Ведь он столько делал для того, чтобы люди стали немножко лучше! Он уговаривал, увещевал, молил соотечественников быть терпимей и добрей, взывал к их разуму и чувствам. Евреи слушали, вздыхали, соглашались — и возвращались к своей коммунальной сваре.
Впрочем, он давно нашел себе надежное убежище от сует — спорт. Всю жизнь он был фанатичным болельщиком тель-авивского «Ха-Поэля» и большим любителем спорта вообще. Он помнил все мировые легкоатлетические рекорды, мог на раз-два вспомнить всех олимпийских призеров, бомбардиров, тренеров. Любил ходить на футбол и баскетбол, растворяясь там среди земляков и единомышленников. И своих друзей, разгоряченных политикой, он буквально втаскивал в свое болельщицкое пространство. Совместное боление примиряло всех со всеми (кроме фанатов «Маккаби», разумеется, но таких среди его друзей не было). Поэтому они так любили и ценили его общество: он возвращал их к нормальности.
Он был настоящий пророк нормальности. Курение и боление — это, конечно, слабости, но нормальные человеческие слабости. Вот он и курил до последнего дня, и болел за «Ха-Поэль» — это для него были спасительные признаки нормальности.
И в остальном он изо всех сил и с удивительным упрямством отстаивал право на нормальность. Он не соглашался выступать даже за невиданные в наших краях гонорары (Элтон Джон стоил дешевле), зато охотно снялся в банковской рекламе вместе со своим другом Мони Мошоновым. Отказался от предложения принять Премию Израиля и не пришел на праздничный концерт по случаю своего 70-летия, хотя его устраивали ближайшие друзья, но неожиданно согласился прийти на первую программу вернувшегося из Америки Яира Лапида. Он не ходил на чужие юбилеи, но являлся на похороны малознакомых людей, которых ценил за талант и преданность делу. Десять лет не давал телевизионных интервью — и вдруг неожиданно решил вести колонку в умирающей газете. Первая и последняя колонка вышла в свет через три дня после его смерти. И о чем же она была? О недавнем баскетбольном тель-авивском дерби и победе «Ха-Поэля», и это не в разделе «Спорт».
Он отстаивал свое и всеобщее право на нормальность, полагая, что лишь ощущая под собою землю, можно воспарить к разумному, доброму, вечному. А уж он-то знал кое-что о технике прыжков в высоту.
#33 История евреев XIX-XX века
29 Sep 2014, 23:16
Город: Оттава
Стаж: 11 лет 6 месяцев 19 дней
Постов: 5814
Лайкнули: 2001 раз
Карма: 35%
СССР: Киев, СПб
Пол: М
Заход: 08 Jul 2021, 20:49
А знаете ли вы, что у евреев была своя воинская часть - не какая-нибудь, а целый полк - в конце XVIII века?
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%95%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%BA_%D0%BB%D1%91%D0%B3%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B8
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%95%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%BA_%D0%BB%D1%91%D0%B3%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B8
#34 История евреев XIX-XX века
02 Oct 2014, 07:22
Постов: 906
Лайкнули: 304 раз
Карма: 34%
СССР: Odessa
Пол: М
Лучше обращаться на: Вы
Заход: 25 май 2016, 13:33
#35 История евреев XIX-XX века
02 Oct 2014, 08:21
Город: Toronto
Стаж: 11 лет 7 месяцев 23 дня
Постов: 9244
Лайкнули: 1162 раз
Карма: 13%
Пол: Ж
Заход: 18 Jan 2018, 22:49
ZevC,
Оффтоп:
#36 История евреев XIX-XX века
02 Oct 2014, 08:24
Город: Toronto
Стаж: 11 лет 7 месяцев 23 дня
Постов: 9244
Лайкнули: 1162 раз
Карма: 13%
Пол: Ж
Заход: 18 Jan 2018, 22:49
:
В прошлом году вышла на русском языке пронзительная книга Светланы Алексиевич «Время секонд хэнд ».
Как и в других книгах Алексиевич, в этой кните собраны исповеди очевидцев.
Прочтите исповедь партизана-еврея из «Истории О жестокости пламени и спасении высью».
Я скачала несколько ее книг, в т.ч. и эту. Кому интересно, могу скинуть на мыло.
Как и в других книгах Алексиевич, в этой кните собраны исповеди очевидцев.
Прочтите исповедь партизана-еврея из «Истории О жестокости пламени и спасении высью».
Я скачала несколько ее книг, в т.ч. и эту. Кому интересно, могу скинуть на мыло.
Galka, Огромное спасибо за рекомендацию!! Прочитала на одном дыхании! И читать больно и не читать невозможно.
Спасибо!
#37 История евреев XIX-XX века
03 Oct 2014, 21:22
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
Daniel Mark Lewin 9/11
Теперь, накануне годовщин этого ужасного теракта,официальные лица вроде как-то стесняются вспоминать о таком преступлении мусульман против ВСЕГО человечества, каким был теракт 9/11.(Еще бы, ведь Обама обьявил ислам в своей речи в Каире религией мира, внесшей огромный вклад в цивилизацию…)
Так постараемся хоть мы не забыть и чтить память тех, кто попытались собой заслонить человеческие жизни.
А среди них - Даниель Левин.
Дани Левин ! В свое время, когда вдни десятилетия трагедии 9/11 траурные церемонии проходили и в Израиле, там, среди прочих, как героя поминали человека, о котором странным образом забыли в Америке. А ведь он стал первой жертвой того ужасного дня. Он был человеком, который вступил с террористами в бой и чуть было не заставил их отступить.
Он почти сумел крутануть ужасное раскрутившееся колесо национальной, нет, общечеловеческой судьбы, - в другую сторону.
Вам что-то говорит имя Даниэля Левина? Не говорит, правда? Вот об этом...
Итак, 11 сентября 2001 года в самолете "Боинг-767" из Бостона в Лос-Анджелес летел молодой человек со смешливым и умным лицом - 31-летний Дани Левин, интеллектуал и миллионер, основатель компании "Акамаи Текнолоджис", создатель новых инновационных алгоритмов для оптимизации интернет-трафика.
И все у него было хорошо в тот день. Близился день защиты его докторской диссертации.
Возглавляемая им компания была одной из самых успешных на рынке. За его изобретение дрались Microsoft, Apple и Google.
А все утро перед отлетом в Лос-Анджелес он провозился со своими двумя маленькими детьми. "Боинг-767" первым врежется в башни Всемирного торгового центра.
Но Дани Левин в этот момент уже будет мертв. Посмертно он будет удостоен многих премий за прорыв в области хай-тека.
Его назовут в десятке людей, совершивших самые крупные открытия в этой сфере.
Дани родился в Денвере. Когда ему было 14 лет, семья репатриировалась в Израиль. Там он учился в школе, там служил в армии, там блестяще закончил прославленный хайфский Технион - считающийся одним из лучших в мире университет, готовящий специалистов технических специальностей. Службу в армии он проходил в войсках "Саерет Маткаль" (спецназ Генштаба), элитных войсках, израильской гвардии, в которой солдаты получают великолепную подготовку, - и это оказалось важным для всего, что произошло в тот день.
Левин летел в бизнес-классе, и когда террористы объявили, что самолет захвачен, израильский спецназовец в момент вытеснил в нем компьютерщика-интеллектуала, и невооруженный Дани Левин принял бой. Загородив собой проход между креслами, стоя спиной к кабине пилотов, он стал методично сносить челюсти налетавшим на него с ножами террористам. Мы знаем об этом по сообщениям тех пассажиров, кому в этот момент удалось позвонить по мобильным телефонам своим близким и рассказать о присходящем. И еще из этих сообщений мы знаем, что, несмотря на наличие на борту 81 пассажира и 11 членов экипажа, Дани Левин сражался - один.
А вот в том, как он погиб, есть определенные разночтения. Официальная версия сообщает, что накинувшийся на Левина сзади саудовский террорист Сатам аль-Суками перерезал ему горло, и версия эта вызывает большие сомнения у Израиля, да и не только...
Во-первых, утверждают израильтяне, не так-то просто, накинувшись на спецназовца, пусть даже не вооруженного, перерезать ему горло. А во-вторых...
А во-вторых, издание "Уорлднет Дейли" раздобыло и опубликовало черновик заявления FAA (Федерального управления авиационного контроля), в котором говорилось, что пассажир, занимавший кресло 9В, был застрелен. А в кресле 9В летел Дани Левин...
Но то был черновик. А из официального заявления Федерального управления авиационного контроля слово "застрелен" исчезло, и сообщалась уже версия о перерезанном горле. Установить стопроцентную правду теперь практически невозможно - не осталось ни свидетелей, ни даже останков. Зато можно попытаться понять, почему даже в год десятилетия трагедии о Дани Левине в Америке предпочли не вспоминать - ну разве как о гениальном компьютерщике. Тому возможны три причины:
Причина первая. В тот день в Америке было столько всего, и героев было тоже столько (и среди пожарных, и среди полицейских, и среди машинистов метро), что разве всех назовешь...
Причина вторая. Из-за того, что Дани Левин был израильтянином, да еще бывшим спецназовцем Генштаба, все произошедшее изначально окрашивается в привычные цвета арабо-израильского противостояния,нежелательные (!) в случае, когда речь идет об американской национальной трагедии.
Причина третья. ...и, как мне кажется, главная. Если начать вспоминать о Дани Левине, придется разбираться и в обстоятельствах его гибели. А это - крайне нежелательный вопрос. Ведь если выяснится, что Левин был застрелен, придется признать, что террористы пронесли на борт самолета не японские ножи для вскрытия картонных ящиков, а огнестрельное оружие. (!!!)
И тогда спрашивается: как же функционировало пресловутое Федеральное управление авиационного контроля, если в самолет могли сесть вооруженные пистолетами или автоматами люди?!.. И не только спрашивается. Не только спрашивается, но еще дает повод для многомиллионных исков семей всех погибших в этом самолете и семей всех погибших в той башне, в которую самолет врезался.
А это уже - ой-ой... Так что, естественно, в этой ситуации о Даниэле Левине лучше промолчать.
А 11 сентября 2001 года в хаосе и сумятице, и прежде всего - сумятице информационной, перегруженный новостями Интернет выстоял и не обвалился... По всеобщему признанию, его защитило от крушения изобретение Дани Левина.
יהי זכרו ברוך !....
See also : http://en.wikipedia.org/wiki/Daniel_M._Lewin
Теперь, накануне годовщин этого ужасного теракта,официальные лица вроде как-то стесняются вспоминать о таком преступлении мусульман против ВСЕГО человечества, каким был теракт 9/11.(Еще бы, ведь Обама обьявил ислам в своей речи в Каире религией мира, внесшей огромный вклад в цивилизацию…)
Так постараемся хоть мы не забыть и чтить память тех, кто попытались собой заслонить человеческие жизни.
А среди них - Даниель Левин.
Дани Левин ! В свое время, когда вдни десятилетия трагедии 9/11 траурные церемонии проходили и в Израиле, там, среди прочих, как героя поминали человека, о котором странным образом забыли в Америке. А ведь он стал первой жертвой того ужасного дня. Он был человеком, который вступил с террористами в бой и чуть было не заставил их отступить.
Он почти сумел крутануть ужасное раскрутившееся колесо национальной, нет, общечеловеческой судьбы, - в другую сторону.
Вам что-то говорит имя Даниэля Левина? Не говорит, правда? Вот об этом...
Итак, 11 сентября 2001 года в самолете "Боинг-767" из Бостона в Лос-Анджелес летел молодой человек со смешливым и умным лицом - 31-летний Дани Левин, интеллектуал и миллионер, основатель компании "Акамаи Текнолоджис", создатель новых инновационных алгоритмов для оптимизации интернет-трафика.
И все у него было хорошо в тот день. Близился день защиты его докторской диссертации.
Возглавляемая им компания была одной из самых успешных на рынке. За его изобретение дрались Microsoft, Apple и Google.
А все утро перед отлетом в Лос-Анджелес он провозился со своими двумя маленькими детьми. "Боинг-767" первым врежется в башни Всемирного торгового центра.
Но Дани Левин в этот момент уже будет мертв. Посмертно он будет удостоен многих премий за прорыв в области хай-тека.
Его назовут в десятке людей, совершивших самые крупные открытия в этой сфере.
Дани родился в Денвере. Когда ему было 14 лет, семья репатриировалась в Израиль. Там он учился в школе, там служил в армии, там блестяще закончил прославленный хайфский Технион - считающийся одним из лучших в мире университет, готовящий специалистов технических специальностей. Службу в армии он проходил в войсках "Саерет Маткаль" (спецназ Генштаба), элитных войсках, израильской гвардии, в которой солдаты получают великолепную подготовку, - и это оказалось важным для всего, что произошло в тот день.
Левин летел в бизнес-классе, и когда террористы объявили, что самолет захвачен, израильский спецназовец в момент вытеснил в нем компьютерщика-интеллектуала, и невооруженный Дани Левин принял бой. Загородив собой проход между креслами, стоя спиной к кабине пилотов, он стал методично сносить челюсти налетавшим на него с ножами террористам. Мы знаем об этом по сообщениям тех пассажиров, кому в этот момент удалось позвонить по мобильным телефонам своим близким и рассказать о присходящем. И еще из этих сообщений мы знаем, что, несмотря на наличие на борту 81 пассажира и 11 членов экипажа, Дани Левин сражался - один.
А вот в том, как он погиб, есть определенные разночтения. Официальная версия сообщает, что накинувшийся на Левина сзади саудовский террорист Сатам аль-Суками перерезал ему горло, и версия эта вызывает большие сомнения у Израиля, да и не только...
Во-первых, утверждают израильтяне, не так-то просто, накинувшись на спецназовца, пусть даже не вооруженного, перерезать ему горло. А во-вторых...
А во-вторых, издание "Уорлднет Дейли" раздобыло и опубликовало черновик заявления FAA (Федерального управления авиационного контроля), в котором говорилось, что пассажир, занимавший кресло 9В, был застрелен. А в кресле 9В летел Дани Левин...
Но то был черновик. А из официального заявления Федерального управления авиационного контроля слово "застрелен" исчезло, и сообщалась уже версия о перерезанном горле. Установить стопроцентную правду теперь практически невозможно - не осталось ни свидетелей, ни даже останков. Зато можно попытаться понять, почему даже в год десятилетия трагедии о Дани Левине в Америке предпочли не вспоминать - ну разве как о гениальном компьютерщике. Тому возможны три причины:
Причина первая. В тот день в Америке было столько всего, и героев было тоже столько (и среди пожарных, и среди полицейских, и среди машинистов метро), что разве всех назовешь...
Причина вторая. Из-за того, что Дани Левин был израильтянином, да еще бывшим спецназовцем Генштаба, все произошедшее изначально окрашивается в привычные цвета арабо-израильского противостояния,нежелательные (!) в случае, когда речь идет об американской национальной трагедии.
Причина третья. ...и, как мне кажется, главная. Если начать вспоминать о Дани Левине, придется разбираться и в обстоятельствах его гибели. А это - крайне нежелательный вопрос. Ведь если выяснится, что Левин был застрелен, придется признать, что террористы пронесли на борт самолета не японские ножи для вскрытия картонных ящиков, а огнестрельное оружие. (!!!)
И тогда спрашивается: как же функционировало пресловутое Федеральное управление авиационного контроля, если в самолет могли сесть вооруженные пистолетами или автоматами люди?!.. И не только спрашивается. Не только спрашивается, но еще дает повод для многомиллионных исков семей всех погибших в этом самолете и семей всех погибших в той башне, в которую самолет врезался.
А это уже - ой-ой... Так что, естественно, в этой ситуации о Даниэле Левине лучше промолчать.
А 11 сентября 2001 года в хаосе и сумятице, и прежде всего - сумятице информационной, перегруженный новостями Интернет выстоял и не обвалился... По всеобщему признанию, его защитило от крушения изобретение Дани Левина.
יהי זכרו ברוך !....
See also : http://en.wikipedia.org/wiki/Daniel_M._Lewin
#38 История евреев XIX-XX века
04 Oct 2014, 08:19
Город: Toronto
Стаж: 11 лет 7 месяцев 27 дней
Постов: 10707
Лайкнули: 3448 раз
Карма: 33%
СССР: Днепропетровск
Пол: М
Лучше обращаться на: ты
Заход: 20 Nov 2023, 18:00
#39 История евреев XIX-XX века
11 Oct 2014, 06:32
Город: Toronto
Стаж: 11 лет 7 месяцев 27 дней
Постов: 10707
Лайкнули: 3448 раз
Карма: 33%
СССР: Днепропетровск
Пол: М
Лучше обращаться на: ты
Заход: 20 Nov 2023, 18:00
УГАНДИИСКИЙ КРИЗИС
В середине августа 1903 года. в то время, когда взволнованный и растроенный Герцль находился в Вильно, он получил официальное послание от британского правительства о возможности получения Хартии на еврейское поселение в восточной Африке ( Уганда), "с намерением улучшить положение ев-рейской нации", и с условием, что сионистская организация пошлет туда комиссию "для выяснения, есть ли там земля, пригодная для целей, указанных в программе, и если есть, лорд Ландсдаун готов пойти на любые уступки... во имя образования еврейской общины или поселения в условиях, позволяющих сохранить их национальное существование..." Герцль видел в этом послании колоссальное достижение с политической точки зрения. Первый раз в истории еврейского изгнания крупная держава признает национальное еврейское представительство и предлагает ему выяснить возможность автономного еврейского поселения. Хотя единственной целью было и осталось построение государства в Эрец Исраэл, в Алтнойланд, как Герцль называл ее в своей литературной мечте, которую опубликовал за год до этого, но нельзя уйти от горькой действительности, которую символизируют кишеневские погромы.
В середине августа 1903 года. в то время, когда взволнованный и растроенный Герцль находился в Вильно, он получил официальное послание от британского правительства о возможности получения Хартии на еврейское поселение в восточной Африке ( Уганда), "с намерением улучшить положение ев-рейской нации", и с условием, что сионистская организация пошлет туда комиссию "для выяснения, есть ли там земля, пригодная для целей, указанных в программе, и если есть, лорд Ландсдаун готов пойти на любые уступки... во имя образования еврейской общины или поселения в условиях, позволяющих сохранить их национальное существование..." Герцль видел в этом послании колоссальное достижение с политической точки зрения. Первый раз в истории еврейского изгнания крупная держава признает национальное еврейское представительство и предлагает ему выяснить возможность автономного еврейского поселения. Хотя единственной целью было и осталось построение государства в Эрец Исраэл, в Алтнойланд, как Герцль называл ее в своей литературной мечте, которую опубликовал за год до этого, но нельзя уйти от горькой действительности, которую символизируют кишеневские погромы.
#40 История евреев XIX-XX века
15 Oct 2014, 19:58
Город: Calgary
Стаж: 10 лет 1 месяц 12 дней
Постов: 4641
Лайкнули: 2991 раз
Карма: 65%
СССР: Ташкент
Пол: Ж
Лучше обращаться на: ты
Заход: 16 Nov 2022, 21:35
Актер и машина, или Чисто еврейская историйка
http://www.t-s.by/blog/2013/05/akter-i-mashina-ili-chisto-evrejskaia-istorijka/
28 января 1897 года в Российской империи прошла первая всеобщая перепись населения. Она же и последняя — дальше не стало самой империи. Были переписи и прежде, но ни одна из них не охватывала всю территорию страны и не ставила задачей собрать данные на одну и ту же дату.
Согласно этой переписи, в Минске в то время жили 90884 человек, из них евреи составляли свыще 52% (на самом деле еще больше: крещенных и атеистов заносили в другую графу). И хотя ХХ век со всей своей страстью пытался свести число потомков Авраама к нулю (и, надо сказать, чуть не преуспел в этом!), следы их пребывания в наших краях упорно проглядывают сквозь толщу времени. Вот и получается, что евреев нет, а историйки остались. Реже веселые, чаще страшные. Вот, как эта.
Вообще-то Соломон Михоэлс к Минску отношения не имел. Жил он в столице и был всемирно известным актером и режиссером. Был он настолько знаменит, что, когда началась война и наши отступили к Москве, Сталин вызвал его к себе и сказал:
Михоэлс тогда полетел в Штаты, встретился в Нью-Йорке с богатыми евреями и получил от них всяческую поддержку. И не только от них: великие русские князья приветствовали великого актера… на еврейском языке! В результате Михоэлс из Америки привез и еду, и одежду, и еще много всякого, столь необходимого для фронта и для победы.
Но главным были, конечно, грузовики «студебеккеры» — без них ничего бы у нас не получилось: ни снаряды к «катюшам» подвезти, ни тушенку на фронт забросить, ни солдат передислоцировать… Нельзя сказать, что у нас своих грузовиков не было — были! По чертежам того же «форда» делались, но ломались они быстрее, чем ездили. А все потому, что не было у нас нужных присадок для стали. Так этот артист даже присадки привез!
В общем, добыл Михоэлс для своей страны изрядный кусок будущей победы. Вызвал его тогда Сталин и говорит:
И слово свое сдержал.
В январе 1948 года Михоэлс приехал в Минск для просмотра работ, выдвинутых на Сталинскую премию. В перерыве спектакля еврейского театра БелГОСЕТ его пригласил в гости некий инженер Сергеев. Не надо бы, конечно, Михоэлсу идти к незнакомому человеку, но был он, по рассказам, доверчив, как ребенок, всему радовался и выпить любил. В общем, согласился, сел в присланный за ним автомобиль и поехал.
А только привезли его в Степянку, на дачу небезызвестного Лаврентия Цанавы. Не было там никакого инженера, зато, кроме хозяина, были еще и московские чекисты. Все ждали Михоэлса. А когда он приехал, заставили его выпить стакан водки, бросили под колеса грузовика (конечно, «студебеккера»!) и раздавили.
А потом сделали так, будто его, пьяного, сбила машина на улице Ульяновской, в полукилометре от гостиницы «Беларусь», где он прожил последние четыре дня своей жизни.
Не забыл Сталин и об остальных евреях — драматургах, врачах, музыкантах… Но это уже другая история, хоть и началась она как раз тогда, в Минске.
Опергруппа из МВД БССР, расследовавшая убийство, упорно пыталась найти инженера Сергеева, к которому вечером 12 января 1948 года уехал Соломон Михоэлс, но безуспешно. При этом, как ни удивительно, этот «инженер» в те времена был известен всему Советскому Союзу. Во всяком случае, всем любителям театра от Магадана до Москвы: на десятках сцен страны, шла пьеса, так и называвшаяся — «Инженер Сергеев». Даже во МХАТе шла! Ее смотрели поголовно все работники госбезопасности — их водили туда в обязательном порядке, иногда по нескольку раз. Дело было в том, что написал ее… нарком госбезопасности Всеволод Меркулов, известный в театральных кругах под зловещим псевдонимом Всеволод Рокк. Для многих его подпись и впрямь становилась последней точкой в судьбе.
В гости к «инженеру Сергееву» звучало, как пароль в смертельной игре. Михоэлс не мог не знать этой пьесы… Но принял игру. Почему, так и остается загадкой.
Единственным минским памятником — пусть и жутковатым! — великому актеру до недавнего времени была та самая загородная дача Лаврентия Цанавы. Ее уже лет десять грозились то продать, то сломать. И вот, наконец, летом 2011 года, как обычно, без какого бы то ни было объявления дом со страшной историей превратили в руины. Теперь о Михоэлсе в Минске ничто не напоминает.
Будь моя воля, я бы на углу Ульяновской и Белорусской поставил памятник Соломону Михоэлсу. И непременно со «студебеккером»!
Согласно этой переписи, в Минске в то время жили 90884 человек, из них евреи составляли свыще 52% (на самом деле еще больше: крещенных и атеистов заносили в другую графу). И хотя ХХ век со всей своей страстью пытался свести число потомков Авраама к нулю (и, надо сказать, чуть не преуспел в этом!), следы их пребывания в наших краях упорно проглядывают сквозь толщу времени. Вот и получается, что евреев нет, а историйки остались. Реже веселые, чаще страшные. Вот, как эта.
Вообще-то Соломон Михоэлс к Минску отношения не имел. Жил он в столице и был всемирно известным актером и режиссером. Был он настолько знаменит, что, когда началась война и наши отступили к Москве, Сталин вызвал его к себе и сказал:
Смотри, Соломон, что делается! Нет у нас ни еды, ни амуниции, средств связи мало, а главное, что нужно, — автомобили. Езжай, товарищ, в Америку к богатым евреям и проси их о помощи.
Михоэлс тогда полетел в Штаты, встретился в Нью-Йорке с богатыми евреями и получил от них всяческую поддержку. И не только от них: великие русские князья приветствовали великого актера… на еврейском языке! В результате Михоэлс из Америки привез и еду, и одежду, и еще много всякого, столь необходимого для фронта и для победы.
Но главным были, конечно, грузовики «студебеккеры» — без них ничего бы у нас не получилось: ни снаряды к «катюшам» подвезти, ни тушенку на фронт забросить, ни солдат передислоцировать… Нельзя сказать, что у нас своих грузовиков не было — были! По чертежам того же «форда» делались, но ломались они быстрее, чем ездили. А все потому, что не было у нас нужных присадок для стали. Так этот артист даже присадки привез!
В общем, добыл Михоэлс для своей страны изрядный кусок будущей победы. Вызвал его тогда Сталин и говорит:
Спасибо, Соломон, выручил! Век не забуду!
И слово свое сдержал.
В январе 1948 года Михоэлс приехал в Минск для просмотра работ, выдвинутых на Сталинскую премию. В перерыве спектакля еврейского театра БелГОСЕТ его пригласил в гости некий инженер Сергеев. Не надо бы, конечно, Михоэлсу идти к незнакомому человеку, но был он, по рассказам, доверчив, как ребенок, всему радовался и выпить любил. В общем, согласился, сел в присланный за ним автомобиль и поехал.
А только привезли его в Степянку, на дачу небезызвестного Лаврентия Цанавы. Не было там никакого инженера, зато, кроме хозяина, были еще и московские чекисты. Все ждали Михоэлса. А когда он приехал, заставили его выпить стакан водки, бросили под колеса грузовика (конечно, «студебеккера»!) и раздавили.
А потом сделали так, будто его, пьяного, сбила машина на улице Ульяновской, в полукилометре от гостиницы «Беларусь», где он прожил последние четыре дня своей жизни.
Не забыл Сталин и об остальных евреях — драматургах, врачах, музыкантах… Но это уже другая история, хоть и началась она как раз тогда, в Минске.
Опергруппа из МВД БССР, расследовавшая убийство, упорно пыталась найти инженера Сергеева, к которому вечером 12 января 1948 года уехал Соломон Михоэлс, но безуспешно. При этом, как ни удивительно, этот «инженер» в те времена был известен всему Советскому Союзу. Во всяком случае, всем любителям театра от Магадана до Москвы: на десятках сцен страны, шла пьеса, так и называвшаяся — «Инженер Сергеев». Даже во МХАТе шла! Ее смотрели поголовно все работники госбезопасности — их водили туда в обязательном порядке, иногда по нескольку раз. Дело было в том, что написал ее… нарком госбезопасности Всеволод Меркулов, известный в театральных кругах под зловещим псевдонимом Всеволод Рокк. Для многих его подпись и впрямь становилась последней точкой в судьбе.
В гости к «инженеру Сергееву» звучало, как пароль в смертельной игре. Михоэлс не мог не знать этой пьесы… Но принял игру. Почему, так и остается загадкой.
Единственным минским памятником — пусть и жутковатым! — великому актеру до недавнего времени была та самая загородная дача Лаврентия Цанавы. Ее уже лет десять грозились то продать, то сломать. И вот, наконец, летом 2011 года, как обычно, без какого бы то ни было объявления дом со страшной историей превратили в руины. Теперь о Михоэлсе в Минске ничто не напоминает.
Будь моя воля, я бы на углу Ульяновской и Белорусской поставил памятник Соломону Михоэлсу. И непременно со «студебеккером»!
http://www.t-s.by/blog/2013/05/akter-i-mashina-ili-chisto-evrejskaia-istorijka/
Это сообщение - не последнее. В теме есть ещё страницы. Перейти на следующую >>
| Вам есть что сказать по этой теме? Зарегистрируйтесь, и сможете оставлять комментарии |
